Главный тезис КОБ - [13]

/// Восточная бездарность — органическая неспособность что‑то выдумать, создать, «сделать из ничего» — сопровождается у русских европейской предприимчивостью. Восточный традиционализм, спасающий от «неудачного новаторства», в России крайне слаб. У русского дурака постоянно «свербит». На пустом месте он развивает бешеную энергию — пляшет на похоронах и рыдает на свадьбе.///

Ведь Белинский в приведенных ранее рассуждениях как раз и призывал русскую читающую публику отказаться от традиционного восточного консерватизма («китайщины»), звал ее поплясать на собственных похоронах, ставя ей в пример «другие места» (т. е., Запад), где толпа, по его мнению, «сноснее», так как является объектом беззастенчивой манипуляции со стороны «интеллектуальной элиты» («публики», в его терминологии).

Не удивительно, что Белинского называли «отцом русской интеллигенции», той самой концептуально безвластной и безнадежно запутавшейся, ставшей безвольным медиумом еврейского и масонского влияния интеллигенции, над которой с такой циничной откровенностью глумится теперь Дмитрий Галковский.

Давая свое определение «толпы», Белинский не отрицает понятий «элита» и «толпа», не предлагает их «отмену» (как ошибочно полагает Олег), но ратует за западную модель толпо-элитаризма — самую отвратительную из всех. Как видно, масоны-декабристы разбудили не одного только Герцена. И если сам Герцен, очутившись на Западе и ознакомившись с реалиями западной жизни, очень быстро поумнел и радикально пересмотрел свои революционные взгляды, то Белинский, похоже, пребывал в своих прозападнических иллюзиях до конца жизни.

Позднее, где‑то около 1842 г. Белинский ознакомился с идеями сен-симонизма и стал убежденным «социалистом», в очередной раз пересмотрев все свои эстетические и художественные взгляды. Именно в таком качестве «социального критика» он и вошел в наши школьные учебники. Этот новый виток в его «самосознании» ознаменовался и новой трактовкой понятия «толпа»:

///«…толпа, в смысле массы народной, есть прямая хранительница народного духа, непосредственный источник таинственной психеи народной жизни.»///

Как видите, полный сумбур в понятиях. И хотя Белинский не дожил до появления такой универсальной научной пошлости, как марксизм, — учитывая его общую идеологическую траекторию, можно быть почти уверенным, что он не избежал бы и этого модного поветрия «передовой европейской мысли». Я бы даже сказал так: Белинский обладал столь ярко выраженным калейдоскопическим мировоззрением, что в нем трудно заподозрить умышленного манипулятора. Скорее всего, его демонизм являлся следствием тяжелого душевного кризиса, недуга, вызванного неблагоприятным стечением жизненных обстоятельств (что вполне естественно при отсутствии внутреннего духовно-нравственного стержня). Вот что он писал в одном из писем в том же 1840 г.:

///«Жизнь — ловушка, а мы мыши; иным удается сорвать приманку и выйти из западни, но большая часть гибнет в ней, а приманку разве понюхают; глупая комедия, черт возьми…»///

Интересно, что Мартин Хайдеггер называл мышеловкой Запад, а Белинский почувствовал себя мышью на сто лет раньше него — в самом европейском городе Российской Империи — промасоненном Петербурге образца 1840 г. Психическое состояние Белинского в тот лермонтовский петербургский период прекрасно отражает монолог героя его мало удавшейся юношеской драмы «Дмитрий Калинин»:

///«Ты Существо Всевышнее, скажи мне, насытилось ли Ты моими страданиями, натешилось ли моими муками, навеселилось ли моими воплями, упилось ли моими кровавыми слезами?.. Кто сделал меня преступником? Может ли слабый смертный избежать определенной ему участи? А кем определяется эта участь? О, я понимаю эту загадку!..»

И Белинский — Калинин решает, что «Бог наш отдал нашу несчастную землю на откуп дьяволу».///

Подобными мотивами полна его личная переписка того времени. А вот характерные слова Белинского о его внезапном увлечении социализмом в 1842 г.:

///«Итак, я теперь в новой крайности — это идея социализма, которая стала для меня идеею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания… все из нее, для нее и к ней. Она вопрос и решение вопроса. Она для меня поглотила и историю, и религию, и философию».///

Такое перенесение объекта религиозного чувства в неподходящую для этого социальную область чревато самыми опасными заблуждениями. Но, как мы уже знаем, Виссарион Григорьевич был человеком увлекающимся и не пасовал перед опасностями — он просто не успевал их осознать «в режиме реального времени».

Давайте теперь вернемся к его определению толпы:

«Толпа есть собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету.»

Это определение Белинского, повторю еще раз, крайне неудачно и только препятствует правильному пониманию проблемы. Современная психология выделяет следующие важнейшие характеристики толпы: восприимчивость к внушению, легковерие, непостоянство, приоритет чувств над разумом и т. д.. Нам сегодня даже трудно себе представить тот тип «толпы», который приводил в негодование Белинского. Зато его мечта, кажется, осуществилась, и