Главный рубильник - [3]

– Кто дал тебе имя, Каин? – спросил я. – Настоящее имя редкость. Тем более у того, кто не называет.

– Когда-то очень давно я был тем, кто называет, – ответил Каин.

– Как это могло быть? – удивился я. – Молох называл имена двоих, кто были до него. Но он не называл твоего имени.

– Это было очень давно, – усмехнулся Каин. – Но потом пришел Пан. Его Молох тоже не знает. Пан не только называл, но и думал. Я перестал называть. Возможно, мне тоже захотелось думать. Но я не стал делать одежду, я ушел на Стену.

– Почему ты ушел на Стену? – спросил я. – Стена это самое трудное.

– Стена это главное, – ответил Каин. – По Стене можно уйти отсюда.

– Мы все пытаемся уйти от Тумана, – согласился я.

– Ты пока еще мало думал, – сказал Каин. – И ты должен думать по-другому.

– Как по-другому? – спросил я. – Что это значит?

– Ничего не принимай так, как принимают другие. Старайся понять. Прислушивайся. Носильщик – хорошая работа. Можно много думать.

– К чему я должен прислушиваться?

– К ощущениям. Например, чего ты боишься? Муравьев, птиц, слизи, червей?

Я задумался. Боялся ли я муравьев, птиц, слизи, червей? Вряд ли. Ведь это всего лишь боль. А боль привычна и управляема. Ворчун научил меня побеждать боль. В тот момент, когда птица садится на плечи и начинает вырывать кусок за куском плоть из шеи, всего-то и надо, что причинить себе еще большую боль. Очень помогает положить на раскаленную солнцем Стену голую ладонь. Или прижаться щекой к горячему камню. Или укусить себя за мизинец. На руках у Ворчуна нет мизинцев. Последний он отгрыз себе, когда его рвал на части муравьиный отряд.

– Я боюсь того, что упадет Легкий. И еще я боюсь Черного.

– Ну вот. У тебя есть хорошая возможность подумать. Задай себе вопрос, существует ли Черный? И постарайся правильно ответить на него.

03

– Сет. Еще острия Легкому.

Я опять завожу руку за спину и подаю Ворчуну острия. Ворчун засовывает два острия за пояс, а одно передает Легкому. После того, как мы установим третью тройку, у нас будет отдых.

– Ворчун, – спрашиваю я. – Где два острия?

– О каких остриях ты говоришь? – спрашивает меня Ворчун. Я поднимаю глаза и вижу его изодранные скулы. Он с сожалением смотрит на меня.

– Вчера мы установили на два острия меньше, – отвечаю я.

Ворчун молчит несколько мгновений, затем достает из-под рубища острие. Толстая часть его обмотана волокнами можжевельника, тонкая блестит на Солнце.

– Вот, – говорит Ворчун. – Второе острие у Легкого.

– Зачем вы это сделали? – спрашиваю я.

– Мы ждем птиц, – отвечает Ворчун. – Или ты хочешь, чтобы я смотрел, как они будут отклевывать твою голову?

– Если тебе это нравится, тогда скажи, и мы будем просто смотреть, – кричит сверху Легкий.

– Легкий, ты же знаешь, что мы ничего не должны делать? – говорю я в ответ. – Ты же знаешь, что мы должны терпеть?

– Почему же ты не терпел, а закрылся рукой? – спрашивает меня Ворчун.

– Вы же знаете, что если не терпеть, то может быть еще хуже, – почти шепчу я.

– Он говорит, что может быть хуже, – передает мои слова Легкому Ворчун.

– Разве может быть что-то хуже? – говорит в ответ Легкий.

– Разве может быть что-то хуже? – повторяет его слова Ворчун.

Я не знаю, что им ответить….

Я пришел к Каину и на следующую ночь. Он уже ждал меня. Поэтому спросил об этом, едва я сел рядом:

– Что ты думаешь о Черном?

– Я думаю, что его нет, и что он есть.

Каин задумался. Он молчал долго. Наша тройка за это время могла бы пройти острие, а то и два. Хотя какие острия ночью? Ночью на Стену нельзя.

Наконец Каин заговорил:

– Никто не видел Черного. Никто не говорил с Черным. Черный ничего не делает в пещере. Он не жевальщик. Он не плетет веревки. Он не собирает можжевельник. Он не делает одежду. Он не называет. Он не вставляет острия, не забивает их и не носит заплечную сумку. И, тем не менее, все убеждены, что он есть. Расскажи, Сет, как ты думал о Черном?

– Сначала я боялся думать, – ответил я. – Мне даже теперь страшно говорить о нем.

– Чего же ты боялся? – спросил Каин.

– Я боялся, что он привяжет меня к Стене на ночь или сбросит в Туман за то, что я думаю о нем.

– Но потом ты все-таки стал думать о нем?

– Я не могу не думать. Я могу заставить себя крепко держаться за острия. Я могу заставить себя терпеть холод и жару. Но я не могу заставить себя не думать.

– Ты мог бы спать.

– Я никогда не сплю, Каин. Я не могу спать.

– Я тоже.

Он нащупал мою руку и сжал. У него были длинные и крепкие пальцы.

– И все-таки, как ты думал о Черном?

– Я думал обо всем, что сказал ты. Никто не видел его, но все уверены, что он есть. Все помнят о том, что он есть. Все знают, что он есть. Все знают правила подъема по Стене. И все уверены, что он следит за соблюдением этих правил и убивает за их нарушение. Поэтому я подумал, что его нет. Что есть только страх, что он есть, но его нет. А потом я вспомнил, что видел его сам. Это было очень страшно. Я очень старался забыть об этом, и почти сумел забыть, но когда я стал думать о Черном, вспомнил опять.

– Ты видел Черного?

– Да. Это было еще в прошлой пещере. Он приходил за Худым. Ты помнишь Худого, Каин? Он сбросил в Туман Белого. Он ударил носильщика по голове ногой за то, что тот уснул на Стене. Белый разжал руки и упал вниз. Или он забыл привязать себя, или Худой отвязал его, но он упал. В Туман. А когда тройки вернулись в пещеру, я увидел Черного. Я увидел его со спины. Он пришел в пещеру и забрал Худого.