Главный провокатор Голливуда. Скандальная биография Джима Кэрри - [2]

— Эй, Джим! Как прошло Рождество? — спрашивали его. — Санта Клаус не принес мне ничего кроме боли в сердце, — отвечал он.

Действительно, тяжесть жизни легла на его хрупкие плечи раньше, чем на многих его сверстников. Его отец Перси Кэрри в дневное время работал бухгалтером, а вечером играл в клубах на саксофоне и кларнете. Мать Кетлин была домохозяйкой и воспитывала четверых детей. Джим был младшим ребенком в семье. Его старших сестер звали Патрисия и Рита, а старшего брата — Джейк. Несмотря на то, что семейство было многочисленным и дружным, Джим всегда с самого раннего возраста чувствовал себя аутсайдером и маргиналом. Каждый вечер он бродил по улицам и искал случайных встреч оттого, что душа его бурлила от одиночества. Почему-то тоска всегда ведет по улицам, а отчаяние пришпиливает к месту. Жили они всегда очень бедно и Джим частенько сжимал кулаки и клялся отречься от Бога, потому что был голоден и не способен заработать себе на пропитание. Чтобы не умереть от голода, он был вынужден устроиться мойщиком туалетов на один из заводов в своем родном городе с минимально возможной оплатой — 4 доллара в час. Но этот мизерный оклад ничуть его не смущал частенько он говорил своим братьям и сестрам:

— Пойдем поразвлечься.

— У нас нет денег… — отвечали обычно они.

— Мы должныразвлечься даже если это будет стоить нам жизни, — отвечал он. И к тому же, зачем нам деньги, когда у нас есть пара рук и ног? Это намного важнее, чем деньги, если знать, как правильно ими пользоваться.

Самый первый номер в жизни

И точно. Джим с детства мог собрать вокруг себя большую аудиторию, которая готова была поить и кормить его и его свиту бесконечно — лишь бы он показал им пару фокусов из своего богатого арсенала. А началось все еще в первом классе. Однажды на кануне Рождества Джим вместе со своими одноклассниками присутствовал на репетиции оркестра. Вдруг на него ни с того ни с сего накатил приступ такого дикого и безумного веселья, что он начал кривляться, изображая и передразнивая каждого из музыкантов по очереди. Учительница заметила это и хотела наказать Джима, заставив его повторить все свои кривляния перед лицом всего класса. Ничуть не смутившись, он вышел на середину кабинета и самозабвенно исполнил свой первый номер в жизни. Восторгу его одноклассников не было предела, а учительница определила его дальнейшую судьбу, сказав: «Разыгранная сцена наводит на мысль о том, что свое истинное предназначение в жизни ты мог бы искать на театральных подмостках». А кто-то из одноклассников злобно крикнул: «Теперь Джима можно показывать за деньги!»

Они не ошиблись.

Невозможное возможно

Когда-нибудь я стану великим комиком, — заявил Джим однажды своему отцу и указательным пальцем направил свои слова прямо в него, подкрепив их ставшей потом знаменитой змеиной усмешкой.

— Сынок, это также невозможно, как увидеть собственные уши без зеркала, — грустно ответил Перси, подтвердив свой постулат грустной импровизацией на саксофоне. Уж кому, как не ему, было знать, что слава дается только ценой собственной жизни… Однако время иногда преподносит большие сюрпризы всем нам и рано или поздно расставляет все в жизни по своим местам. Меньше чем через десять лет после этого Джим покорил Голливуд всего лишь одним веселым кавалерийским наскоком.

Первый провал

Но не все было так гладко… Ему было пятнадцать лет, когда злые люди поставили жирный крест на его мечте стать комиком, и было это в «Юк-Юк», известном клубе Торонто, где выступали начинающие комики, куда привез его из Ньюмаркета сам владелец клуба.

Когда настал этот долгожданный момент и Джим первый раз оказался на сцене, какая-то волна тошноты подступила к горлу, и он почувствовал себя как будто на корабле во время сильного шторма. На него смотрели несколько десятков пар глаз, блестевших в темноте, а на сцене было темно и страшно как в шкафу… Вместо ощущения счастья он вдруг почувствовал странную горечь во рту и какой-то необъяснимый атавистический страх.

Между тем, на звездный час дебют Джима походил едва ли: публика — толстые мужики с блестящими лысинами и такими же лоснящимися от жира подружками — начала свистеть, лишь только юноша открыл рот, конферансье стоял за сценой и монотонно бубнил в микрофон «Скучно, скучно, ужасно скучно.» Чтобы добить его до конца, вдруг из темноты донесся чей-то скрипучий голос:

— Да он вызвал бы у меня не больше симпатии, если бы был чахоточный, лысый и весь в бородавках!

Кто-то из сочувствующих добавил:

— Парень, не расстраивайся так сильно! Твоя старательность отчасти оправдывает твою бесталанность.

Джим ушел обескураженный и решил раз и навсегда завязать со сценой и поставить крест на своей детской мечте.

За хлеб и воду

Для пятнадцатилетнего юноши это было чудовищным потрясением. О том, чтобы в скором времени прийти в клуб с новым номером, и речи не могло идти: Джим надолго запомнил свист летящего ему в лицо помидора и издевательский хохот из зала. Даже мытье унитазов было не так унизительно, как это. Два года ушло на то, чтобы справиться с ощущением провала и отрепетировать новую программу: все это время единственной аудиторией Джима была его семья, а лучшим цензором — зеркало. Когда он явился в «Юк-Юк» вновь, хозяин не узнал возмужавшего Джима и уж тем более не вспомнил о том, как парнишку жестоко освистали пару лет назад, потому что в этот раз было все иначе: зрители заливались хохотом и требовали комедианта на «бис».