Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - [2]

Сегодня такие чувства владеют нами более, чем когда-либо.

Милтон Бирден

Джеймс Райзен

Вашингтон, Округ Колумбия, США

Апрель 2004 года

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Год шпиона

1

Вашингтон. 13 июня 1985 года, 18:30

Бэртон Гербер[1] решил, что больше он ничего не может добавить. Он был уверен, что операция спланирована безупречно, как постановка хорошего балетмейстера. Сегодняшняя операция готовилась в условиях железной дисциплины, и он лично утвердил каждую деталь, каждый жест. Теперь, когда маршрут был выбран, он мог закрыть глаза и мысленно представить каждый перекресток.

Гербер знал Москву лучше любого американца и, находясь на другом конце света, в штаб-квартире ЦРУ, лично утверждал каждый поворот на проверочном маршруте оперативного работника от центра Москвы до ее унылых окраин. Он каждый вечер вместе с женой Розали посещал малоизвестные кинотеатры в отдаленных частях города, где редко бывали иностранцы. Гербер хорошо использовал свое знание русского языка и репутацию любителя кино. Считал, что хороший оперработник должен знать город, в котором работает.

Находясь в своем кабинете в Лэнгли, Гербер утвердил сценарий беседы, которая должна была состояться в конце проверочного маршрута. Десятиминутная встреча, являвшаяся единственной целью операции, должна была произойти в глубине жилого квартала сталинской застройки на Кастанаевской улице. Гербер также требовал, чтобы перед боевым выходом каждая операция тщательно репетировалась в тесном помещении резидентуры ЦРУ на пятом этаже посольства США в Москве [2].

Выходец со Среднего Запада, невероятно тощий, настоящий иезуит во всем, что касалось работы, Гербер был одним из самых требовательных разведчиков, которых ЦРУ когда-либо направляло на борьбу против своего главного противника — КГБ. На протяжении последнего года Гербер возглавлял в ЦРУ Советский/ Восточноевропейский отдел[3], и он добился результатов. Его неослабное внимание к деталям шпионского ремесла и нетерпимость к тем, кто не удовлетворял его требованиям, стали легендарными. Некоторые сотрудники считали его доносчиком, который «закладывал» своих подчиненных, но большинство уважало его за целеустремленность, преданность работе и, в старомодном понимании, своему долгу. Гербер был сложным человеком, вызывавшим противоречивые эмоции у тех, кто с ним работал. Ветераны советского отдела изучали его с таким же вниманием, с каким они изучали кремлевских лидеров. А как они должны были относиться к человеку, главным хобби которого было исследование проблем охраны поголовья диких волков, их кормления, ухода и т. п.?

В действительности Гербер был высокодуховным человеком, ревностным католиком, глубоко осознававшим свой моральный долг перед теми агентами из числа советских граждан, с которыми он и его сотрудники работали. Посещая церковь, он зажигал свечу по каждому из его агентов, выявленному и арестованному КГБ. Три года назад он возвратился из Москвы, где занимал пост резидента ЦРУ, и лучше, чем кто-либо другой в штаб-квартире ЦРУ, понимал опасности, связанные с проведением оперативной работы в странах советского блока. Он считал, что американские разведчики просто обязаны работать на высочайшем уровне, и если он повышал голос на тех, кто не отвечал этому стандарту, то это надо было воспринимать как должное. В шифропереписке между Москвой и Лэнгли часто велись ожесточенные споры между Гербером и резидентом Мюратом Натырбовым [4] относительно мельчайших деталей операций. В советском отделе поговаривали, что в Москве Натырбов не на своем месте, и было очевидно, что Гербер просто не верил в его способность сделать что-то как следует. Он, похоже, считал, что должен лично руководить операциями в Москве, и прорабатывал их столь тщательно, что некоторым казалось, что он никогда из Москвы и не уезжал.

Однако жесткая пунктуальность, которая так необходима разведчику для успешной работы, уживалась в нем с доверчивостью и даже некоторым фатализмом. И вот, утвердив план ночной операции в Москве, он спокойно закрыл дверь своего кабинета на пятом этаже административного комплекса в Лэнгли и мысленно обратился к другим заботам.

В Вашингтоне была поздняя весна. День уже шел к концу, когда Гербер отправился домой. Он снимал квартиру в элегантном старом доме, расположенном в районе Калорама. В тот вечер он собирался после легкого ужина принять участие в тренировочных занятиях.

В тот самый момент, когда один из его работников будет двигаться по улицам Москвы к месту встречи с самым ценным агентом ЦРУ, Гербер будет наблюдать за практическими занятиями молодых стажеров ЦРУ, проводящих учебные операции на улицах Вашингтона. Лучше уделить больше внимания оперативной подготовке молодых работников, думал он, чем тратить время на шлифовку деталей операций, которые он уже не может контролировать. Гербер приказал себе успокоиться и заняться текущими делами.

Это были не совсем обычные практические занятия. Как и курс обучения в знаменитой военно-морской школе летчиков-истребителей «Топ ган», курс ЦРУ по «внутренним операциям» был самой сложной программой из тех, что были разработаны ЦРУ. Ее проходили только специально отобранные, «элитные», оперативные работники, готовившиеся для работы в Москве, Варшаве, Праге и других столицах советской империи. Считалось, что в этих загранточках их ожидала самая трудная работа из всего, чем занималось ЦРУ. Большая физическая и психологическая нагрузка, связанная с постоянной слежкой, угрозой провала и ареста, — все это означало, что «внутренняя работа» была уделом молодых разведчиков.