Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали) - [4]

50 лет сохраняю в памяти те прекрасные времена, когда воспринимая всё с юношеской свежестью, с громадным сожалением поздними вечерами вынужден был отрываться от лаборатории и ехать домой (по прекраснейшей части Ленинграда, от Суворовского проспекта вблизи Смольного до Казанского собора). Ехать с мыслью, что утром снова встречусь, буду общаться с самой Природой.

Что касается рациональной стороны жизни, сейчас, по прошествии более полувека, много узнав о жизни и сравнив свои достижения с багажом других людей в своей сфере жизненных интересов, вижу, как много удалось сделать, как сильно влияет на результативность труда внутреннее воодушевление, горение, желание познавать мир. Поэтому всегда и везде, работая с людьми, я старался возбудить в них живой интерес к поставленным задачам, к работе вообще, как к источнику не только материальных благ, но и неизмеримо более важному фактору для любого человека – радости жизни.

В дальнейшем мне довелось работать с множеством людей и везде проводить идею воодушевления в работе.

Довелось много лет проработать с замечательным человеком, талантливейшим организатором науки Александром Алексеевичем Азовцевым. Он проникся ко мне таким доверием, столько давал поручений, столько мы с ним тысяч часов проговорили об институте, о судовой электротехнике, о политике, о жизни вообще. И с какой страстью, иногда с яростью добивался он перед Обкомом КПСС моего назначения на должность главного инженера, заместителя директора по научной работе Центрального института судовой электротехники и технологии, столько вложил я интеллектуальной, нервной и эмоциональной энергии и лет жизни в это предприятие, что с гордостью могу сказать – мы с ним создали институт.

Затем довелось мне пережить идиотские, злые нападки КПСС и её тупых, серых интеллектуально, злобных прихвостней на Азовцева и на меня. Потом руководить учебными кафедрами ЛЭТИ, потом работать на должности профессора и в ЛЭТИ и в Военно-морском инженерном институте, продолжать служить судовой электротехнике в ЦНИИ СЭТ.

И все эти годы, десятилетия были наполнены неуёмным желанием сделать жизнь красивее и умнее.

Думаю, вряд ли содержание этой книги интересно для современников, но как воспоминания о прошлом, не сомневаюсь, будут с любопытством восприняты историками следующего столетия. Не только ведь из войн и катаклизмов состоит история.

Глава 1. История советского общества ещё живёт в нас, в памяти тех, кому за 50

1.1. В СССР мы жили как в обычном государстве

Сейчас вся политическая история Советского Союза окрашивается сплошной чёрной краской. В результате происходит глубокое искажение реальной, живой действительности.

Только что видел по телевизору выступление Николая Сванидзе, известного очернителя истории советского периода. Он называет весь период правления КПСС периодом несчастья России. Но спрашивается, кто устроил это несчастье? Почему огромные массы народа пошли воевать за советскую власть? Почему на демонстрациях 1 мая и 7 ноября народ выглядел весёлым, праздничным? Потому что принуждали смеяться? Считать так просто глупо, даже очень глупо.

В целом огромная масса людей была довольна тем, что Октябрьская революция смела власть богатеев, массы аристократов, чванящихся не своими заслугами, не способностями к какой – то полезной деятельности, а своей богоизбранностью, потомственным аристократизмом, каким то высшим правом пользоваться неизмеримо большими благами жизни, чем другие люди, обладающие не меньшими интеллектуальными способностями. Если не в Октябре 17-го, то в другое время накапливающееся возмущение этой несправедливостью всё равно прорвалось бы. Народ всегда и везде в мире жаждал равенства всех перед богом и людьми. И когда большевики объявили, что хотят сломать старый порядок, то буквально в считанные месяцы всем стало ясно, куда они призывают. Никаких народных школ по обучению новым порядкам не потребовалось. Каждый понимал, что общественный порядок, утверждающий право пользоваться благами не по уму или труду, а по неизвестно каким критериям, надо менять. Ещё раз повторяю, что революция всё равно состоялась бы.

Известный антикоммунист писатель Аксёнов пишёт, что он за «благородное неравенство». Хочет обелить слово неравенство прилагательным «благородное». Это всё равно, что произносить слова типа «благородный убийца», «благородный грабитель», «благородный бандит», «благородный насильник». Это значит, что господин Аксёнов и подобные ему умиляются, когда читают, например, о «праве первой ночи». Такое «благородное неравенство» было, что аристократ мог «законно» насиловать твою любимую девушку. Хотел бы я посмотреть на господина Аксёнова, если бы грязный аристократический развратник испохабил бы его любовь. Судя по его словам, он бы умилился этому событию. Как же? Аристократ почтил в кроватке его собственную невесту, превратил её из любимой нежной, нетронутой девушки в несколько попорченную уже женщину, испачканную аристократической спермой. Аксёнов, наверно, умилённо встал бы на колени перед благодетелем, поцеловал бы его сапожки.

Наверно Аксёнов с умилением читает романы, в которых аристократы, отмеченные знаком «благородного неравенства» считают горничных, артисток, гувернанток средством удовлетворения своей грязной похоти. Они же – низший класс, они предназначены служить господам, а не жить для себя. Они – по другую сторону границы общества, разделяющей «благородных» и неблагородных, то есть плебеев от рождения.