Главный хирург Н. Н. Бурденко - [29]

Разбойничье, вероломное нападение гитлеровских захватчиков создало сложную обстановку и для военно-медицинской службы приграничных округов. Здесь не удалось развернуть многие госпитали и другие медицинские учреждения. У медиков порой не хватало медикаментов и перевязочных средств, мало было санитарного транспорта. В этих условиях только героические усилия военных медиков помогали обеспечить надлежащую медицинскую помощь раненым.

Например, в Тарнопольский гарнизонный госпиталь, рассчитанный на 200 коек, только за 5 суток — с 22 по 27 июня — поступило около 5 тысяч раненых: все они получили здесь медицинскую помощь. Полевой подвижный госпиталь № 64, обслуживавший части 6-й армии Юго-Западного фронта, за три месяца войны, работая под артиллерийским обстрелом и непрекращающимся налетами фашистской авиации, оказал медицинскую помощь 17,5 тысячам раненых бойцов и командиров.

Далеко не у всех гражданских врачей, призванных из запаса в ряды Красной Армии, были достаточные знания и практические навыки по военно-полевой хирургии. Поэтому нередко они применяли самые различные, а то и не всегда обоснованные методы лечения раненых. Вот что увидел на фронте в первые месяцы войны армейский хирург А. А. Вишневский (ныне — главный хирург Министерства обороны):

«Смотрел, как врачи производят хирургическую обработку огнестрельных ран, и еще раз убедился в том, что многие врачи не имеют ясного представления о том, как надо производить это важнейшее в условиях войны хирургическое вмешательство. У неопытных хирургов чрезмерный радикализм при обработке поверхностных слоев раны сменяется чрезмерным консерватизмом при обработке глубоких ее частей. В результате получается, что кожи иссекают слишком много, а поврежденных мышц не трогают» *.

Это была одна из самых частых ошибок, об опасности которой много писал и говорил Бурденко в первые годы Великой Отечественной войны. Опытный хирург А. А. Вишневский тотчас собрал врачей и разъяснил им, что хирургическая обработка раны должна заключаться в иссечении мертвых и умирающих тканей, в первую очередь мышечной ткани. Всюду следовало, как говорил Бурденко, «установить образцовый хирургический порядок». В июле 1941 г. Бурденко выехал на фронт, на Западное направление. Враг рвался к Москве. Особенно упорные и кровопролитные бои развернулись тогда под Ярцевом и Вязьмой. Непрерывный поток раненых шел с передовых позиций. Военные врачи полевого госпиталя оперировали по 16–18 часов в сутки — и все-таки не справлялись; часть раненых приходилось отправлять в другие госпитали без операции.

Бурденко, прибыв сюда, не мог оставаться равнодушным свидетелем: он сам стал к операционному столу. Врачей и медицинских сестер поражала его железная выдержка и колоссальная работоспособность.

«Я вспоминаю те дни горячих боев под Ярцевом, — писала Николаю Ниловичу несколько лет спустя медицинская сестра Комарова-Пименова, — когда вы, несмотря ни на что, на передовых линиях творили чудеса, спасая раненых. Пушки грохочут, пулеметы трещат, бомбы летят, а вы не отходите от операционного стола…»

Так повторялось на многих участках фронта. Николай Нилович не был инспектором, «высшим начальством». Всегда и везде он учил, показывал, помогал — брал в руки скальпель и оперировал. Во время только одной поездки на фронт Бурденко проехал почти 2 тысячи километров, осмотрел свыше 40 госпиталей.

На Западном фронте, в большом сортировочном госпитале, Николай Нилович зашел в перевязочную: сюда только что принесли раненого с повреждением бедра. Вот как об этом пишет сопровождавший Бурденко в поездке на фронт военврач I ранга А. М. Геселевич.

«Вопросительно смотрит он на врача, снявшего повязку и постукивающего пинцетом около раны.

— Газовая инфекция? — спрашивает Николай Нилович.

— Да, сомнений нет, — отвечает врач.

— Что намерены делать?

— Сейчас придется оперировать.

Врач уходит, чтобы отдать распоряжение о подготовке к операции. Бурденко садится за столик в углу перевязочной. Я ожидаю, не вполне понимая, зачем понадобилось ему оставаться здесь. Проходит 5—10 минут, врач не возвращается. Николай Нилович продолжает молча сидеть. Его лицо краснеет, губы сжимаются. Он нервно перелистывает истории болезни.

Наконец возвращается врач, подходит и становится в позу внимательного ученика. Академик Бурденко смотрит на него в упор. И вдруг резко:

— Так что ж вы медлите? Ведь каждая минута дорога! Как же можно откладывать эту не терпящую никакого промедления операцию? Так можно потерять больного… Это же безобразие!

И он был прав в своем гневе, этот строгий, многоопытный врач. Он остался сидеть в перевязочной для того, чтобы проверить, насколько отчетливо усвоено хирургом правило оперировать при газовой инфекции немедленно после установления диагноза».

На Западном фронте ожесточенное сражение разгорелось в районе Смоленска. Здесь наши войска почти на два месяца задержали бронированные гитлеровские дивизии, рвавшиеся к Москве.

Военным медикам удалось организовать планомерное лечебно-эвакуационное обеспечение войск. В Вязьме была развернута передовая группа фронтовых госпиталей, куда поступал поток раненых. На станции Новоторжская, на стыке железных дорог в Москву, Ржей и Тулу, удалось создать мощный сортировочный госпиталь. Впоследствии, когда фронт приблизился к Москве, крупные сортировочные госпитали были развернуты в самой столице — в Главном военном госпитале имени Бурденко, в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, в Военной академии имени М. В. Фрунзе.