Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве - [99]
Разумеется, поклонение должно совершаться «все семь дней, а не один из семи». Многим христианам сегодня по самым разным причинам трудно посещать длительные воскресные службы в церкви. Однако следует помнить, что первые христиане жили в мире, где воскресенье было первым днем рабочей недели, подобным нашему понедельнику, и они настолько ценили этот символ, что были готовы встать в самую рань, чтобы снова праздновать Пасху в предвосхищении последнего, восьмого, дня творения, начала новой недели, того дня, когда Бог обновит все.
Самое сложное из трех свойств нашего мира — это, конечно, сама материя: то, из чего (как о том постоянно — и справедливо — напоминала протестантская традиция) делают идолов. Но и здесь, если мы не хотим поддаваться платонизму, отрицающему благость творения, нам крайне важно помнить о телесном воплощении и воскресении Иисуса, а также о Божьем обетовании, согласно которому все творение станет новым, освободившись от смерти и тления (а потому, вероятнее всего, как это отобразил К.С. Льюис, описавший удивительный новый мир в «Расторжении брака», оно станет более прочным, более реальным, чем нынешнее). Именно в рамках таких представлений обретают свой подлинный смысл христианские таинства крещения и евхаристии.
Разумеется, таинства могут выродиться, превратиться в обычное суеверие и идолопоклонство. Но мы не должны забывать о том, что случилось с народом Израиля, когда люди подобным образом обращались с ковчегом Завета, сделав из него что–то вроде волшебного талисмана, о котором вспоминают только в случае военных неудач (1 Цар 4–5). Ковчег был захвачен врагами, евреи проиграли сражение. Однако когда филистимляне поставили ковчег в храм своего бога Дагона, идол упал перед ковчегом. Злоупотребление таинствами не говорит о том, что их невозможно использовать должным образом.
Многие поколения христиан пытались найти слова, чтобы точно объяснить, что же происходит при крещении и во время евхаристии. Не стоит удивляться тому, что в целом их попытки оказались неудачными, потому что таинства устроены так, что сами являются языком, с которого невозможно сделать перевод, и хотя происходящее можно описывать с разных точек зрения, все эти описания в конечном счете неадекватны. (Тут уместно вспомнить слова одной балерины, которую спросили, что «означает» такой–то танец: «Если бы я могла это сказать, мне не нужно было бы танцевать».) Но когда таинства (и другие близкие вещи, такие как свечи, воздевание рук и поклоны, омовение ног, крестное знамение и т.д.) отвергают, превращают в банальность или в нечто второстепенное потому, что они могут обрасти предрассудками или выродиться в идолопоклонство или что некоторые люди могут, выполняя их, думать, что Бог обязан их вознаградить. Все это напоминает отказ от сексуальных отношений в браке на том основании, что те же действия в иных обстоятельствах могут быть безнравственными. Иногда я посещаю церкви, где прихожане полностью отказались от всех «профессиональных» форм богослужения прошлого — от особой одежды хористов, процессии, органистов и т.д., — и удивляюсь, увидев, что они приняли иные формы, которые также требуют профессионализма: компетентные специалисты должны следить за звуковой системой, освещением, проекцией изображений, работой компьютерной программы PowerPoint и т.д. Во всем этом нет ничего дурного. Все можно и должно делать ради славы Божьей. Но когда за этим стоит убеждение, что старые формы богослужения в чем–то менее «духовны», чем служба с применением современных технологий, — мы видим в нем лишь предрассудок.
Постараемся взглянуть на это так (забыв пока о еще одном предмете, требующем более развернутой аргументации). На евхаристии хлеб и вино для нас — составляющие нового Божьего творения, того творения, в которое уже вошел Иисус после своего воскресения. Они со всей силой, какая доступна только символическим действиям (будь то рукопожатие, поцелуй или когда мы разрываем в клочья контракт и т.п.), говорят о Его смерти, которая стала победой над идолопоклонством и грехом, и о Его будущем пришествии, когда обновится все творение (1 Кор 11:26). И мы питаемся от той реальности, даже если нам трудно себе представить, какого рода эта реальность. Если мы понимаем, что переживаем обновление как народ Иисуса, живущий и трудящийся в ситуации напряжения между Пасхой и окончательным обновлением всего, мы можем хотя бы расслабиться и радоваться всему тому, что дают нам таинства.
И если церковь желает обновления своей миссии в этом мире пространства, времени и материи и для этого мира, мы не можем игнорировать его или им пренебрегать. Мы должны призвать этот мир подчиниться царству Бога, господству Иисуса и силе Духа,
