Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - [81]

В январе 1908 года оппозиция в городском совете выступила с предложением построить отапливаемые бараки и открыть доступ под арки городской железной дороги, чтобы защитить от зимних холодов как можно больше народу. Но городские власти, оспаривая очевидное, возразили: затраты на поддержку бедняков и так немыслимо высоки, а «в холодное время года у всех невиновных людей в Вене есть крыша над головой»[631].

Итак, городские власти полагали, что «невиновные» бездомными быть не могут и распорядились всех задержанных бродяг отправлять если не в тюрьму по какому-нибудь обвинению, то в городской работный дом. В ужасающих условиях, в тесноте, бездомные клеили пакеты и мешки, нарезали бумажные ленточки, пересчитывали и паковали шпильки, набивали мешки соломой, чинили обувь, стирали бельё, мыли и ремонтировали сам приют. Перечисляемая сюда сумма на сутки увеличилась с 13.300 в 1905 году до 67.100 в 1908 году, а сумма, выделяемая на одного человека, сократилась, несмотря на инфляцию, с 59,92 до 43,10 геллеров. На питание из этих денег расходовалось всего 11 геллеров, их едва хватало на хлеб и пустой суп[632].

На самой низкой ступени социальной лестницы находились бездомные, вынужденные вопреки запретам полиции ночевать под открытым небом, в фабричных цехах, в разветвлённой системе канализации или в тёплых навозных кучах садовых хозяйств. Полиция отправляла их в городской работный дом, в тюрьму или депортировала.

Гитлер пишет в «Моей борьбе»: В начале XX века Вена превратилась в один из наиболее социально неблагополучных городов. Ослепительное богатство соседствовало с отвратительной нищетой… Перед дворцами на Рингштрассе слонялись тысячи безработных, а под этой via triumphalis[633]старой Австрии во мраке и грязи каналов ютились бездомные[634]. А вот цитата из его монологов: В Вене накануне мировой войны более восьми тысяч человек обитали в системе канализации. Это крысы, выходящие наружу при приближении катастрофы[635]. Макс Винтер так описывал бездомных на кирпичном заводе: «В лохмотьях, босые или в изношенной обуви. Вместо подушки — два кирпича и шляпа, вместо матраса — кирпичная крошка и грязь, не укрыты ничем, в лучшем случае на плечи наброшен мокрый от дождя пиджак. Один, чтобы спастись от вшей, спит, раздевшись до пояса, другой пристроился на ночлег в тачку»[636].

Тёплые места «местные» защищали от чужаков как свою собственность даже в системе в канализации. В «подземной Вене» — так назывался цикл репортажей Винтера — царило право сильного. Бездомным женщинам с детьми, старым, больным, робким здесь не пробиться.

Рост ксенофобии

Из-за жилищных проблем, инфляции и растущей безработицы в Вене всё больше разгоралась ненависть к чужакам и обострялись национальные конфликты. Ведь поток приезжих не уменьшался, наоборот. А развитие транспорта, в первую очередь — железных дорог, тоже способствовало увеличению миграционных потоков. Быстрый рост промышленности привлекал все новую рабочую силу. Количество фабрик в пригородах Вены выросло с 1880 по 1910 год на 133%[637]. Строительство жилья и социальных учреждений не поспевало за этими темпами. Больницы, воспитательные дома, школы, университеты были переполнены. Всё громче звучали призывы в госпиталях и сиротских приютах отдавать предпочтение местным уроженцам, а определённым группам населения (славянам, восточноевропейским евреям), не помогать вовсе.

Немецкие студенты Венского университета сцепились в студенческой столовой (и как раз в день юбилея правления императора, 2 декабря 1908 года) со своими «ненемецкими» однокашниками и вышвырнули их на улицу. Депутат от Немецкой радикальной партии Эдуард фон Штрански оправдывал их поведение перед парламентом, утверждая, что славяне и евреи якобы «готовили и проводили в этом содержащемся на общественные деньги образовательном учреждении… демонстрации против немецкого характера нашей высшей школы». Студенты-немцы объясняли: «С нас довольно, мы не хотим находиться рядом с этими людьми, столовую нужно разделить, пусть евреи и прочие ненемецкие студенты откроют отдельную, ненемецкую столовую на собственные деньги. У немцев должна быть своя столовая»[638]. Пока они не добились своего, студенческая столовая так и оставалась местом постоянных стычек. Вслед за столовой только для немцев появилась столовая только для евреев, затем — только для итальянцев и так далее.

Сомнительное достижение университета повторяли и другие социальные институты: так, академическое общество по уходу за больными студентами постановило взимать с иностранцев, евреев и чехов взносы в четверном размере. Сионистская «Нойе Националь-Цайтунг» комментировала, не скрывая раздражения: «Общество, имеющее целью социальную помощь, создаётся не для того, чтобы обслуживать националистические прихоти… и не для того, чтобы исключать из своих рядов бедных евреев, после того как у богатых евреев выпросили пожертвования!»[639]

Пангерманец Йорг Ланц фон Либенфельс опубликовал в 1907 году брошюру под названием «Раса и забота об общественном благе, призыв к борьбе против неразборчивой благотворительности». Он пытался доказать,