Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - [3]
Линц должен был стать не просто новым культурным центром, но столицей мирового масштаба — «в противовес Вене, которую постепенно следовало оттеснить на задний план», как записал в дневнике Йозеф Геббельс[9]. Любимый проект Гитлера — это Художественный музей Линца, его он в последний раз упоминает за день до смерти в завещании: В течение многих лет я коллекционировал картины не для себя лично, а для галереи в моём родном городе Линце на Дунае. Создать такую галерею — моё самое заветное желание[10].
Для этого проекта средства находились всегда, даже во время войны, когда ощущалась нехватка валюты. Только с апреля 1943 г. по март 1944 г. было закуплено 881 произведение искусства, среди них — 395 полотен голландских мастеров XVII–XVIII веков. До конца июня 1944 года на музей потратили 92,6 миллионов рейхсмарок[11]. Геббельс записал в дневнике: «Линц обходится нам дорого. Но для фюрера это так важно. И это, наверное, правильно: Линц должен составить конкуренцию Вене в области культуры»[12]. А Гитлер утверждал с энтузиазмом: Вене я не дам ни пфеннига, и империя тоже ничего не даст[13].
Ценнейшие экспонаты для линцского музея конфискуются в частных галереях, музеях и церквях оккупированной гитлеровскими войсками Европы, например, алтарь Фейта Штоса из Кракова или алтарь ван Эйка из гентского собора Св. Бавона. С особым удовольствием Гитлер забирает сокровища из Вены, из крупных «ненемецких» собраний, например, из коллекций барона Натаниэля Ротшильда и польского графа Карла Ланкоронского: последний владел двумя полотнами Рембрандта, в том числе «Еврейской невестой», а также — будучи меценатом Ганса Макарта — самой значительной коллекцией картин этого почитаемого Гитлером художника. Бывший императорский Музей истории искусств в Вене также вынужден жертвовать для Линца картины, что дражайшим венцам было совершенно не по нутру, как говорил Гитлер в 1942 году, дражайшие венцы, которых он знает весьма неплохо, были сильно раздосадованы и при осмотре некоторых конфискованных полотен Рембрандта попытались в своей задушевной манере втолковать ему, что все подлинники должны остаться в Вене, а вот те картины, где авторство не установлено, вполне можно отдать галереям Линца или Инсбрука. Венцы сделали большие глаза, когда он решил иначе[14].
На возвышающейся над старым городом горе Фрайнберг Гитлер планирует поселиться под старость лет в квадратном доме типичной для Верхней Австрии архитектуры. По этим скалам я взбирался в юности. На этой вершине я предавался размышлениям, глядя на Дунай. Здесь я хочу встретить старость[15]. И далее: Кроме фройляйн Браун я никого не возьму с собой; только фройляйн Браун и мою собаку[16].
Ввиду такой перспективы бургомистр Линца в ноябре 1943 года заявил на заседании городского совета, что «фюрер» любит свою родину больше «всех остальных немцев» и намеревается сделать Линц «самым прекрасным городом на Дунае. Он заботится о каждой детали, даже в войну он думает о каждой мелочи, о каждом противоосколочном окопе, о водоёме с противопожарным запасом воды и о культурных мероприятиях. Ночью от него приходят сообщения, где запрещается проводить мероприятия в парке «Фольксгартен», потому что там плохая акустика, наиболее знаменитые артисты должны выступать в «Ферейнсхаус», доме купеческого общества». Потом бургомистр добавил: «У городского самоуправления руки в значительной мере связаны»[17].
Насколько сильна любовь Гитлера к родному Линцу, настолько же заметна его неприязнь к Вене, бывшей имперской столице и резиденции Габсбургов, власть которой он намерен уничтожить. Этот город излучает невероятный, прямо-таки колоссальный флюид. Поэтому будет невероятно сложно лишить Вену её господствующего положения в области культуры в Альпийских и Дунайских гау[18].
Альберт Шпеер, иронизируя (правда, уже после 1945 года) над преувеличенной любовью Гитлера к Линцу, объясняет её «провинциальной ментальностью». Он уверен, что Гитлер «так и остался провинциалом, который чувствовал себя в больших городах одиноким и потерянным. В области политики ему была присуща навязчивая гигантомания, а социальным его прибежищем оставались небольшие города вроде Линца, где прошли его школьные годы». Такая любовь «сродни эскапизму»[19].
Однако дело здесь не только в противостоянии столицы и провинции: национально гомогенный «немецкий» Линц противопоставлялся многонациональной Вене. Кроме того, добропорядочно-патриархальный провинциальный городок воспринимался как полная противоположность рафинированной, интеллектуальной и самоуверенной метрополии. Геббельс, рупор идей своего хозяина, записывает после визита в Линц: «Настоящие немецкие мужчины. А не эти венские прохиндеи»[20].
С точки зрения биографии, Линц для Гитлера — это город упорядоченной, чистой, мелкобуржуазной юности, рядом с любимой матерью, а Вена, напротив, — свидетель его одиноких, неудачных, грязных лет. Однако политическое значение имела прежде всего цель Гитлера низвергнуть старую столицу Габсбургской империи и подчинить её новой столице — Берлину.
Запутанные родственные связи
