Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - [150]

.

Ответ Папы окончательно закрепил успех Люэгера. На следующих выборах в городской совет в 1895 году его партия получила большинство. Казалось, Люэгер достиг своей цели — стал бургомистром Вены.

Однако против назначения Люэгера взбунтовались либералы. «Нойе Фрайе Прессе» писала, что при новом бургомистре «Вена станет единственной столицей мира с антисемитским клеймом», что это «позор для древней императорской резиденции», что при Люэгере «политическая тина поднимется на поверхность»[1089].

Ко всеобщему удивлению, император Франц Иосиф отказался утвердить назначение. Он поступил так по совету премьер-министра графа Бадени, высшей аристократии и своей фаворитки Катарины Шратт. К тому же он считал, что при Люэгере вряд ли будет соблюдаться основной правовой принцип государства — равенство всех граждан перед законом.

Выборы провели повторно. Император снова отказался утвердить Люэгера, и так четыре раза подряд, на протяжении двух лет. С каждым отказом императора и с каждым новым переизбранием количество голосов, отданных за Люэгера, росло. Он стал мучеником и народным героем, а это — ни с чем не сравнимый триумф. Произошло то, о чём никто и помыслить не мог: из-за этой истории пошатнулся авторитет императора.

Очевидным это стало во время процессии в праздник Тела и Крови Христовых в 1896 году. Император, как обычный смиренный христианин, шёл первым вслед за балдахином над дароносицей. А перед балдахином шли влиятельные лица, в том числе Люэгер. Очевидец Феликс Зальтен пишет: «Звонят колокола, развеваются церковные хоругви, толпа радостными криками приветствует своего любимца, тот благодарит, раскланивается, улыбается. Он счастлив. Потому что император, идущий за балдахином, слышит этот многоголосый гул. На протяжении всего пути ликующий народ приветствует человека, идущего впереди императора… Император движется вместе с процессией, кажется, будто он — из свиты этого человека. Впереди шумят овации, а вокруг него — тишина. Это был триумф Люэгера»[1090].

Перелом случился лишь после выборов 1897 года, проходивших во время кризиса при правительстве Бадени, когда угроза революции стала реальностью. Католические христианские социалисты показались меньшим злом в сравнении с социал-демократическими «революционерами». При дворе верх взяла партия сторонников Люэгера, возглавляемая дочерью императора эрцгерцогиней Марией Валерией, а та находилась под абсолютным влиянием своего духовника, отца Генриха Абеля.

В 1897 году, после двух лет борьбы, Люэгер наконец-то стал бургомистром столицы, к вящему ликованию народа. В миг триумфа он продемонстрировал свой политический талант. В отличие от Шёнерера, он не встал в оппозицию монарху, а заверил того в своей лояльности. Значит, «мученик» великодушно простил своего государя, и это только усилило народную любовь.

Два самых популярных человека в Вене — император Франц Иосиф и «народный трибун» Люэгер — помирились. Зальтен писал язвительно: «Достигнув цели, он взял прогабсбурский образ мыслей под защиту муниципалитета, сделал верность императору основой городского управления и стал княжить в столице под звуки народного гимна»[1091].

Народный трибун

Прямо пропорционально расширению избирательного права возрастало политическое значение тех социальных слоёв, на которые политики раньше почти не обращали внимания, — т.н. «маленьких людей». Теперь именно их масса определяла исход голосования, значит — необходимо найти способ привлечь этих новых избирателей, на которых традиционные средства пропаганды не действовали.

На всех уровнях возник новый тип политика — «народный трибун». Он в корне отличался от привычного либерального политика, ценившего образование и приличный вид, смотревшего на народ свысока, ощущая себя его учителем и воспитателем. Новые политики, уловившие веяния времени, как Шёнерер и Люэгер, шли на прямой контакт с народом: в пивных, на рынках, на заводах. Они узнавали «настроения» народа и предлагали ему свою помощь.

Выступая, народный трибун Люэгер часто переходил на диалект, подстраивался под уровень своих слушателей, объяснял сложное простыми словами, уснащал речь шутками. И делал то, что приносило больше всего голосов, — нападал на врагов своих избирателей, пробуждал в них неприязнь не только к другим политикам, но и к национальным или религиозным меньшинствам, к «богачам там, наверху», к «черни там, внизу», к «неверующим» и к «чужакам, которые отнимают у нас женщин, жильё и работу». Он сознательно апеллировал не к разуму и сознанию, а к чувствам и инстинктам. Гуго фон Гофмансталь писал: «Политика — это магия. Кто умеет воззвать к массам, тому они подчиняются»[1092]. Речи Люэгера действовали на слушателей как массовый гипноз. Люэгер, по описанию его любовницы Марианны Бескиба, «обладал почти сверхъестественной способностью подчинять других своей воле»: «Глаза сверкают, руки воздеты, весь отдался жестикуляции, голос гремит, и хотя тембр у него был немного глуховатый, никто не мог превзойти его по силе и ясности речи. Не стесняясь в выражениях, он расписывал вред, причинённый стране либеральным режимом, рассказывал, как достичь всеобщего благополучия, и объявлял своим противникам борьбу «не на жизнь, а на смерть». Бурные аплодисменты сопровождали каждую его фразу, ликование толпы порой просто не давало ему продолжать. На место он возвращался, весь мокрый от пота»