Гитлер против СССР - [87]

Розенберг завлек в свои сети душу Гитлера так же, как фон-Па-пен завлек в свои сети душу Гинденбурга. Но в конце концов сама группа Гофмана была поглощена гитлеризмом и заняла в нем самый важный политический сектор, — иностранную политику. Это очень важный итог. Он объясняет, что происходило раньше, и бросает свет на то, что лежит впереди.

Заражение гитлеризма гофманизмом дошло вплоть до самого сердца, оно привлекло к формальному включению плана Гофмана в партийную программу национал-социализма. Этот план можно найти в официальных «39 пунктах» «программы НСДАП», третий пункт которой гласит: «Мы требуем земель и почвы для питания наших людей и расселения нашего избыточного населения»; его можно найти также и в мистическом откровении в гитлеровской «Моей борьбе», где еще в 1924 г. «фюрер» расшифровал всю важность этого пункта:

«Мы, национал-социалисты, сознательно подводим черту под внешней политикой Германии довоенного времени. Мы начинаем там, где Германия кончила шестьсот лет назад. Мы кладем предел вечному движению германцев на юг и на запад Европы и обращаем взор к. землям на востоке. Мы прекращаем, наконец, колониальную и торговую политику довоенного времени и переходим к политике будущего — к политике территориального завоевания. Но когда мы в настоящее время говорим о новых землях в Европе, то мы можем в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства».

Это только повторение и одобрение «великой идеи» генерала Гофмана в том виде, в каком он выразил ее уже в 1919 г. в своем наполеоновском проекте. Гофман умер. Его проект продолжает жить и будет существовать до тех пор, пока существует национал-социализм. Они неотделимы друг от друга. Движение национал-социализма родилось с этой кровью в жилах; во время реализации этого плана, оно обретет свою гибель. Розенберг — апостол Павел Гитлера — остается связующим звеном между мертвым генералом и живым фашизмом.

Кажется гримасой истории или парадоксом Честертона, что на этой почве сошлись два ненормальных архаических ума: фанатик нового аристократического рыцарского ордена и апостол нового мирового «крестового похода» против «еретиков». Капиталистическая иерархия, действительный организатор этого «средневековья», нуждается в обоих. Маленький балтийский студент с глазами одержимого понял, что эта связь не порицается. Он во-время ограничил число малоизвестных, никем не принимавшихся всерьез лиц, из среды которых вышел этот проект. Сегодня он, один из «пятерки», остается в бенгальском свете германской и международной публичной известности.

Генерал Гофман умер в 1927 г., как раз тогда, когда он должен был быть привлечен по уголовному процессу о подделке советских червонцев. Рехберг держится в тени; его прошлое слишком кричаще.

Кронпринц, его бывший хозяин, также остается в резерве. Он ни от чего не отказался, ничего не забыл: хотя Гитлер и не восстановил монархии, кронпринц следит за тем, как побеждают его «идеи», он выжидает; он попрежнему располагает большим влиянием за кулисами (его можно лицезреть на всех национал-социалистских парадах и демонстрациях, особенно на геринговских) и в то же время он призывает Европу «быть благодарной Гитлеру, спасителю от русской угрозы»[68].

Франц фон-Папен — еще один бывший его оруженосец, фаворит при Гинденбурге, кандидат в канцлеры при Шлейхере, вице-канцлер при национал-социалистах — продолжает пользоваться своим флорентийским искусством на другой «ключевой позиции», в Австрии, а время от времени читает в Вене, Будапеште, Скандинавии те самые обращения, которым так громко аплодировали в Клубе господ: обращения о мировой миссии борьбы с большевизмом.

Розенберг — единственный оставшийся на виду. Но он также принадлежит к числу тех, кто получил, наконец, возможность распоряжаться судьбами Германии. Он также единственный из национал-социалистских лидеров, не имеющий министерского портфеля. Но зато он — глава «Внешнеполитического отдела НСДАП». Он стоит за помпезной фигурой «фюрера» и проверяет весь механизм так же, как делал бы это сам сумасшедший генерал Гофман.

То, что последовало за этой трагикомедией, не было ни трагическим, ни комическим; дело свелось не более как к технике и автоматизму. Но этот автоматизм, при всей его обнаженной циничности, таит в самом своем существе беспримерное невежество и крах старого германского генерального штаба.

Преемники Шлиффена не умирают, они сдаются. Штаб рейхсвера, хранитель традиций Шарнгорста, Клаузевица, и старшего Мольтке, квинтэссенция военных знаний и научного метода, штаб, который так долго с крайней решительностью боролся против идеи войны на востоке, потому что он видел в этой идее путь к катастрофе, теперь под руководством Гитлера проводит в жизнь план Гофмана. Сект, Фрич, Николаи, Адам — крупнейшие представители старого рейхсвера — уступили и делают то, что им приказывают. Снова возникает вопрос: как это могло случиться? И на этот раз ответ звучит куда более прозаически.

Конечно, фашистская контрреволюция сама по себе была толчком достаточным, чтобы нарушить спокойствие этих милитаристов. Они прежде всего люди своего класса — буржуазии, которая, благодаря возвышению Гитлера и беспощадному подавлению социалистического рабочего класса, вернула себе всю власть и все свое превосходство. Некогда «оппортунистические» или «республиканские» генералы, прежде покинувшие своих путчистских коллег, чтобы «конституционным путем» спасти государство от рук рабочих, поняли, что их цель достигнута. Гитлер завершил контрреволюцию.