Гитлер и Сталин перед схваткой - [59]

Советник посольства в Москве опытный дипломат Вернер фон Типпельскирх занялся анализом воздействия Мюнхена на советскую внешнюю политику. «То, что Сталин из неудачи советской политики сделает персональные выводы, кажется нам согласно нашему опыту. Я, естественным образом, думаю о Литвинове, который в ходе кризиса предпринимал напрасные усилия в Женеве… Если направиться в область политических спекуляций, то напрашивается мысль, что советское правительство должно пересмотреть свою политику. В первую очередь это касается отношений с Германией, Францией и Японией. Что касается нас, то могло бы стать возможным более позитивное отношение Советского Союза к Германии, хотя бы из-за того, что Франция в качестве союзника обесценена, а Япония занимает агрессивную позицию… Так или иначе, я не считаю вздорной идею, что нынешние обстоятельства создают выгодные возможности для нового, более крупного экономического соглашения с Советским Союзом».

Он не ошибся. Любопытно, что такие предположения делались и в Лондоне. 31 января 1939 года в газете «Ньюс кроникл» появилась статья видного обозревателя Вернона Бартлета. Он предполагал, что скоро начнутся новые германо-советские переговоры. «Британское правительство, — писал Бартлет, — проявляет демонстративное пренебрежение к советскому послу. За 31¤2 месяца посол только 1 раз имел возможность беседовать с министром Галифаксом, а СССР не был поставлен в известность о переговорах Чемберлена в Риме и Париже. Соглашение 1935 года не выполняется. А в этих условиях Германия не теряет времени». «Гитлер, — рассуждает Бартлет, — несмотря на словесные нападки на большевиков, не хочет потерять такого замечательного случая, чтобы устранить возможность одновременного военного нажима — с запада и востока». Далее Бартлет, ссылаясь на «советские круги», пишет: «Советско-германские торговые переговоры, несомненно, выиграют благодаря кампании, которая ведется некоторыми английскими кругами в пользу денонсации англо-советского торгового соглашения. Ясно, что эти переговоры, которые, возможно, закончатся предоставлением в распоряжение Германии неисчерпаемых ресурсов продовольствия на случай войны, имеют также и политическое значение». Было бы неблагоразумным полагать, завершал автор, что «существующие ныне разногласия между Москвой и Берлином обязательно останутся неизменным фактором международной политики».

Дальнозоркий Бартлет оказался прав.

Глава восьмая. Мюнхен — неожиданные последствия

Многие исследователи событий 1939 года начинают описание этого рокового года в истории Европы с новогоднего приема, который фюрер и рейхсканцлер Германского рейха Адольф Гитлер дал по давней традиции дипломатическому корпусу, аккредитованному в Берлине. Как нельзя лучше для подобных церемоний была пригодна так называемая «новая» имперская канцелярия, сооруженная по проекту личного архитектора фюрера Альберта Шпеера. Холодный мраморный блеск огромных зал, медь и позолота светильников создавали ощущение имперского величия, а если добавить мундиры военных и чиновников министерства иностранных дел и многих дипломатов, носивших традиционно расшитые золотом униформы, то картина всегда получалась впечатляющая. Центральным событием приема стало «дефиле» Гитлера, проходившего в сопровождении начальника протокольного отдела, дюжинного роста «гиганта» барона Александра фон Дёрнберга вдоль ряда дипломатов, ожидавших своей очереди сказать главе рейха несколько поздравительных слов. Здесь, в протокольном марше, было выверено все: количество ответных фраз, их характер и, пожалуй, даже выражение лица, с которым они должны были произноситься. Поэтому можно было понять собравшихся в зале, когда на этом приеме — а происходил он 12 января — перед приглашенными Гитлер произнес речь, от которой никто особенного не ожидал. Важнее было другое: как поведет он себя при представлении послов? Сколько и кому уделит внимания? Кому улыбнется, с кем будет беседовать?

Дипломатов представляли по сроку их пребывания в немецкой столице. Всю процедуру проводил фон Дёрнберг как начальник протокольного отдела имперского министерства иностранных дел. В расшитом золотом мундире с широкой орденской лентой и десятком орденов на груди он величественно возвышался над всеми. Гитлер выглядел скромно, лишь с одним «железным крестом» и повязкой со свастикой на левой руке.

Церемониал шел спокойно, пока барон не подвел фюрера к седьмому по очереди послу (тогда в советской терминологии он назывался полпредом, то есть полномочным представителем) Советского Союза Алексею Федоровичу Мерекалову. Здесь-то случилось неожиданное: с представителем большевистской державы, издавна враждебной рейху, Гитлер заговорил любезно и доверительно.

Сенсация не была импровизированной. Уже после войны в архиве адъютанта Гитлера была найдена такая запись:

«VII.

Союз Советских Социалистических Республик.

Посол Мерекалофф.

Заметка.

Советский посол Мерекалофф еще очень плохо говорит по-немецки. Однако он старается приобрести знание немецкого языка и уже в состоянии вести простую беседу. Посол Мерекалофф ориентирован в проблемах торговых отношений между Германией и Советским Союзом и интересуется ими. Посол недавно пробыл несколько недель в Москве и за это время имел также контакт с послом графом фон дер Шуленбургом».