Гитлер_директория - [70]

Многие из «картинок», иллюстрирующих бытие Третьего рейха, которые рисовало нам наше воображение, к его подлинному бытию близки так же, как клоунские номера — к реальной жизни. Но Гитлер в бункере, уповающий на Венка, как на самого Спасителя, — образ, оставленный нам в воспоминаниях людей, которых нельзя заподозрить в сознательном унижении фюрера или его памяти.

«Картинки» агонии руководства Третьего рейха замечательным образом восстанавливаются также с тех «прослушек», которые, пользуясь напряженной и несколько сумбурной атмосферой в бункере в апреле 1945 года, сумел установить в некоторых помещениях представитель (проще — шпион) Гиммлера генерал СС Бергер. Эти микрофоны были вмонтированы в основном на первом «этаже» бункера, но кое-где Бергеру удалось их спрятать и ниже, на втором (счет нужно вести сверху вниз), где Гитлер находился все время, начиная с середины апреля.

21 апреля, на другой день после своего дня рождения, Гитлер, похоже, в последний раз поднялся на первый «этаж» бункера, поскольку «прослушки» Бергера больше каких-либо голосовых свидетельств присутствия там фюрера не оставили. Вот что оказалось записано: «…Я отдал приказ собрать все и контратаковать на юге. Мы остановим танки и отбросим от Берлина русских. Я приказал Штейнеру собрать все резервы здесь. У нас есть еще армия на Эльбе. Если не хватит сил, к нам пробьется Венк. Что вы молчите?» — это Гитлер обращается к Роберту Лею, который в течение всего апреля совершал перелеты между Бергхофом и Берлином (обычно полупьяный, он при посадке шел на такой риск, что просто обескураживал противника).

Лей отвечает, что ему нечего возразить. Дальше следуют малопонятные реплики о возможности запуска хотя бы одной ракеты А-10 на Вашингтон и, наконец, еще одна фраза Гитлера: «.. Ничего… Я отдал приказ о контрударе». Повторяю: это — 21 апреля.

Риббентроп, уже в Нюрнберге, в письмах к жене вспоминал, что первые признаки паники у фюрера заметил как раз 21 апреля: Гитлер сначала продиктовал приказ генералу Венку развернуть свою 12-ю армию на восток и ударить по русским. Но через несколько минут передумал и стал диктовать другой — Венку немедленно соединиться с армией генерала Буссе (на деле прежде следовало вытащить ее из окружения, в котором она застряла после отчаянных попыток Гиммлера взять на себя командование боевыми операциями) и вместе двигаться на Берлин. «Кейтель же, как попугай, только кивал и со всем соглашался», — раздраженно замечает Риббентроп. (Письмо от 4 марта 1946 г., а также дневниковые записи, по материалам которых фрау фон Риббентроп позже выпустила книгу.)

И 22–23 апреля становится ясно, что генерал Штейнер, которому было приказано ударить по русским в районе южного пригорода Берлина, не сумел даже сдвинуться с места (а позже — и вовсе повернул на запад, чтобы 3 мая сдаться англичанам). Кейтель, впрочем, пытался объяснять Гитлеру, что контрудар Штейнера — фантом, что Берлин не продержится и больше недели. Взял слово Йодль и напомнил, что «пока Баварский лес в наших руках и магистраль не перерезана, остается возможность эвакуации по земле, и нужно этим воспользоваться, потому что…». Дальше произошла тяжелая сцена, о которой одинаково вспоминают и Кейтель, и Йодль, и Лей, и Риббентроп. Гитлер орал, топал ногами, валил стулья, рвал карты. Впервые «отец нации» проклял свой народ, и это особенно тяжело подействовало на присутствующих. Немного успокоившись, он сказал, чтобы ни об отводе войск, ни о его собственном «бегстве» из Берлина никто больше не смел и заикаться, что он «останется и сдохнет здесь, если никто ничего другого ему не в состоянии предложить». Вот тут и прозвучало то самое, похожее на заклинание: «Но у нас еще есть Венк… у нас еще есть Венк».

Что же должен был сделать генерал танковых войск Вальтер Венк, и что он реально сделал? И важная деталь — какими силами?

Я бы ответила так: он должен был сделать невозможное — с несколькими сильно поредевшими полками, без артиллерии, с десятком самоходок прорваться в горящий Берлин сквозь атакующие советские войска. Он сделал невозможное — прорвался к Потсдаму (после самоубийства Гитлера дальнейшие действия в этом направлении потеряли всякий смысл), причем, повторяю — мизерными силами, а с точки зрения военной тактики, его 12-я армия вообще представляла собой величину с отрицательным знаком, поскольку имела в «арьергарде» около десяти тысяч человек гражданского населения. Беженцы, в основном — женщины с детьми и старики, без всякого имущества, голодные и больные, целиком зависели от отношения к ним командующего, его планов и просто человеческих качеств.

Об этом свидетельствовали сами бывшие беженцы. После войны следователи союзных держав-победительниц готовили материалы к судам над немецкими генералами, которые частью уже сидели в так называемых «генеральских лагерях», частью оставались на свободе. Свидетельства беженцев из «хвоста» 12-й армии поразили следователей. Создавалось такое ощущение, что генерал Венк только гражданскими и занимался. «Нас лечили… всегда были для нас антибиотики…. кормили два раза в день. Генерала Венка постоянно видели пробегающим по колонне, его быстрый внимательный взгляд буквально выхватывал наши беды и проблемы, которые быстро решались. Так же вели себя и его помощники», — писал позже инженер Ганс Бахман, которому в апреле 1945 года было пятнадцать лет.