Гитлер_директория - [4]

— Мы замыслили великое дело, Руди, — выстроить мост из сакральных знаний предков, который позволит нам, минуя настоящее, шагнуть в будущее. Мы должны создать такое государство, которое своей волей сумеет осуществить этот замысел. Для этого нужен мессия… Только не говори мне про этого Гитлера! — вдруг сердито выкрикнул обычно сдержанный Хаусхофер. — Нам нужен мес-си-я! Тот, кто посредством величия духа соединит земное с небесным! Или хотя бы сыграет такую роль! А этот — видел я его — недоучка, истерик, с оловянными глазами, бонапартишка из пивной! Где твои глаза, Руди?! Где твоя голова?! — он небрежно кивнул на забинтованный лоб Гесса: — Смотри, в этих пивных совсем тебе ее снесет!

— В самом деле, мои дорогие, ведь подобные игры опасны, — фрау Марта Хаусхофер, обращаясь к Рудольфу и сидящему тут же своему сыну Альбрехту, раскрыла свежую газету. — Вот, взгляните. Такой милый мальчик, романтический, мечтал об экспедиции на Тибет. Я знаю его родителей. Что теперь с ним будет?!

В то февральское утро мюнхенские газеты сообщали об убийстве главы советского правительства Баварии, «красного диктатора» Курта Эйснера… молодым офицером, графом Антоном Арко-Валли, тем самым, что за примесь в крови не был принят в «Туле».

И тем же вечером, сидя в своей комнате, Рудольф Гесс писал будущей жене Эльзе:

«Прочти «Эннеады» бессмертного Плотина. Как он созвучен нордической науке! Мы забыли о магической связи со Вселенной, а она жаждет только привести нас в гармонию с собой! Все должно быть связано, все!.. Я понял теперь, что своим поступком сказал мне Арко-Валли: «Там, где связь пока не видна, следует просто окрасить ее — кровью»».

4

«Мифы — это витамины духа». Герр Гербигер, автор доктрины «Вечный лед», не церемонясь, срывал такие фразы у всевозможных авторов, чтобы варить из них собственное ученье. «Свирепый пророк» становился тихим и задумчивым, когда гулял со своим учеником по горному лесу. Произнося монологи, Гербигер постоянно что-то собирал: травы, почки, ягоды, а затем, у себя на кухне, готовил из них супы, отвары и жаркое из корней и заставлял Гитлера есть. Поэтому больше трех дней Гитлер в гостях у Гербигера не выдерживал: он как-то признался Гессу, что, оставшись на четвертый, начал испытывать зверское желание приготовить себе завтрак из самого пророка.

Но это были не единственные мучения. Ганс Гербигер отказывал своему ученику в серьезных теоретических беседах, пока тот не прекратит «махать руками». «Ты мелешь воздух, как мельница, перемалывая собственную энергию, дробя ее впустую. Руки должны быть замком. Глаза щупальцами. Голос — извержением, оплодотворяющим толпу…» — внушал Гербигер в очередной раз, ставя Гитлера перед низенькой обшарпанной стенкой террасы, опасно нависающей над пропастью. «Там, там, — тыкал он пальцем вниз, — там Германия! Туда говори». Гитлер говорил, изо всех сил стараясь унять руки, однако тут же начинало метаться остальное тело, и пару раз он едва не навернулся с двух сотен метров. Наконец Гербигер плюнул, и тогда появился… ящик. Внешне он был похож на высокую, узкую трибуну. Встав в него, Гитлер начал говорить, думая, что стенки только ограничат разгул его рук, и внезапно взвыл от боли. Стоило ему только привычно податься назад, как в спину и пониже что-то впилось; он дернулся было в бок, и правое плечо точно прошило. Весь ящик изнутри оказался утыкан жуткими тонкими иглами, позволявшими, как позже выяснилось, двигать только руками и только по заданной траектории. А лучше было вообще держать их замком там, где мужчине и положено.

Нет, Гербигер не ошибся, предпочтя этого парня остальным. Весь белый и мокрый от напряжения и боли, Гитлер упорно, раз за разом устраивал себе эту «инквизицию» и достиг результата. Вскоре «ящик» был отменен и отправился в сарай, до следующего «ученика». А в тело Гитлера точно вставили штырь. Гербигер, правда, называл это по-другому. Он говорил: «Вот теперь, Адольф, ты пустил корни, и тебя пришлось бы выкорчевывать. Но еще поглядим, отыщется ли такой садовник теперь, когда я начну учить тебя по-настоящему».

Гитлер менялся, когда начинал говорить; это замечали все. Но в остальном оставался прежним. «Мелкий себялюбец, честолюбивое ничтожество» — других определений для него у сопредседателя Немецкой рабочей партии Антона Дрекслера не было. И вот этот «мелкий» — Дрекслеру он был по плечо — принялся активно его подсиживать. Каким-то чудом ему удалось сделать две вещи: во-первых, буквально влюбить в себя респектабельного Рудольфа Гесса, связанного с серьезными денежными людьми; во-вторых, держать на коротком поводке свирепого гомосексуалиста Эрнста Рема, штабиста 7-го военного округа.

Рем, краснолицый, шумный, улыбчивый сангвиник, всюду таскался со своим охвостьем: все, кто попадал в поле его внимания, в конце концов туда встраивались. Единственным исключением стал Гесс, по уши влюбленный в красивую девчонку по имени Эльза Прёль. Это только подхлестнуло нежные чувства Рема, и он стал смотреть на Гесса с таким вожделением, что Дрекслера тошнило. Сам же Гесс с непостижимым для сопредседателя партии восторгом взирал на Гитлера. И вот там, где любой другой наверняка проиграл бы, Гитлер умудрился выиграть, использовав Гесса, скрутил и намотал себе на руку волю Эрнста Рема.