Гипноз и «чудесные исцеления» - [38]

Это знаменательное решение обязывает нас дать хотя бы вкратце характеристику той исторической обстановки, в которой происходили эти события.

Вторая половина XVIII века. Канун революции во Франции. Предчувствие революции охватывает различные классы общества. Французские просветители подготавливают умы к революции. Они глубоко верят в безграничные возможности человеческого разума, в способность и право люден создать разумный общественный строй.

Природа и общество объяснимы, в них, вопреки утверждениям католической церкви, нет ничего таинственного, сверхъестественного, потустороннего.

Каким же должен был предстать в глазах просветителей и рационалистов «магнетический флюид» — невесомый, невидимый, неощутимый, не поддающийся измерению и взвешиванию? В 1784 году несколько ученых комиссий при участии крупнейших научных авторитетов того времени — Лавуазье, Франклина, Жюсье, Байли, высказались против существования животного магнетизма. 11 августа этого же года последовал окончательный приговор, составленный объединенной комиссией парижского медицинского факультета и академии наук. Приговор гласил:

«После того как члены комиссии признали, что флюид жизненного магнетизма не познается ни одним из наших чувств и не произвел никакого воздействия ни на них самих, ни на больных, которых они при помощи его испытали, после того, как они установили, что касания и поглаживания лишь в редких случаях вызывали благотворное изменение в организме и имели своим постоянным следствием опасные потрясения в области воображения, после того, как они, с другой стороны, доказали, что воображение без магнетизма может вызывать судороги, а магнетизм без воображения ничего не в состоянии вызвать, они единогласно постановили, что ничто не доказывает существования магнетически-жизненного флюида и что, таким образом, этот не поддающийся познанию флюид бесполезен, что разительное его действие, наблюдавшееся при публичных сеансах, должно быть частично объяснено прикосновениями, вызываемым этими прикосновениями воображением и тем автоматическим воображением, которое, против нашей воли, побуждает нас переживать явления, действующие на наши чувства. Вместе с тем комиссия обязывает присовокупить, что эти прикосновения, эти непрестанно повторяющиеся призывы к проявлению кризиса могут быть вредными и что зрелище таких кризисов опасно в силу вложенного в нас природою стремления к подражанию, а потому всякое длительное лечение на глазах у других может иметь вредное последствие».

Этот уничтожающий отзыв, кроме того, сопровождался секретным донесением на имя короля, в котором в неясных выражениях намекалось на опасность для общественной нравственности увлечения животным магнетизмом.

Так бескомпромиссно и категорически высказалась французская академия наук против того, что через сто лет, в 1882 году, она же признает на основании работ знаменитого невропатолога Шарко.

Быстро пробежит время, и через полтора столетия в чеканных построениях павловской теории, в железной логике открытых ею законов высшей нервной деятельности найдут свое объяснение случаи исцеления у месмеровских магнетических баков.

Но обо всем этом наш рассказ еще впереди, а теперь в заключение несколько слов о судьбе животного магнетизма и его создателя.

Да здравствует разум и долой животный магнетизм! Таково было отношение к нему просветителей и рационалистов. Казалось бы, магнетизм обречен.

Но именно в это время можно наблюдать как раз самую яркую для той эпохи вспышку увлечения животным магнетизмом в высших сферах французского общества. В королевских покоях, во дворцах аристократов, в салонах знатных дам все чаще с благоговением произносится имя Месмера. Английский историк Томас Карлейль в нашумевшей в свое время книге «Французская революция», описывая нравы аристократов накануне революции, так рассказывает о том поистине «магнетическом» влиянии, которое оказывал Месмер на французских аристократов: «В длинном одеянии он прохаживается, ловя повсюду восхищенные взоры… льется нежная музыка… Вокруг его магнетической мистерии… сидит бездыханный круг красоты и обожания, каждая — живое круговращение потоков страсти… О, женщины… велика ваша непостоянная вера».

Под влиянием Месмера придворные дамы испытывают непреоборимое влечение к тайным, оккультным наукам, к белой и черной магии. Блестящий авантюрист и шарлатан граф Калиостро (под каковым псевдонимом выступал отнюдь не знатный проходимец — доктор Бальзамо) предсказывает судьбу и наделяет своих пациентов волшебными микстурами и бальзамами, говоря об Иисусе Христе и Магомете, как о своих личных знакомых. И таких «чудодеев» было много.

Увлечение определенных кругов общества мистикой в век разума объяснялось страхом перед грядущим социальным переворотом, ощущением собственного бессилия, неспособности реально изменить ход событий, потребностью утешиться и, отчасти, тайной надеждой: если уж нельзя остановить неумолимое развитие событий с помощью средств, доступных человеческому разуму, может быть, существуют потусторонние силы, способные прийти на помощь? Может быть, можно призвать духов, обладающих всесилием и потому способных остановить, обуздать бурю народной стихии? И может быть, удастся обратить в свою веру тысячи и тысячи тех, кто упоен верой в безграничную силу разума. Может быть, удастся доказать им, что они ослеплены, что разум бессилен, что улучшить мир невозможно, поэтому все должно оставаться таким, каким было от века…