Гинунгагап - [20]

Птица озадаченно распушила перышки.

— Я не знаю. Я осенью вылупилась.

— Зато я знаю, — спокойно ответила мышка. — Обиднее всего, я это знала с первой секунды, но отказывалась понимать.

Вздохнув, Гаечка крепко закрыла глаза и напряглась. Перед ее мысленным взором, как вживую, возникла родная мастерская. Не торопясь, мышь подошла к столу, коснулась аккуратно разложенных вдоль стены инструментов. Подняла пассатижи, взвесила в руке их холодный, надежный металл. Улыбнулась.

И открыла глаза. Потрясенная, распушистенная птица смотрела на Гайку квадратными глазами.

— Как?! — только и сумела она пискнуть. Изобретательница, вздохнув, отбросила ненужные ей пассатижи и села прямо на месте. Ее била крупная дрожь.

— Я должна была догадаться в первый же миг, — тихо сказала Гаечка. — Этот мир, все, что здесь есть — рожден нашей фантазией. Но воплощенные грезы, как бы мы ни хотели обратного — всего лишь энергия, похожая на материю. Древние викинги верили в богов, совместная работа их разумов сотворила Асгард в этом удивительном измерении. Но здесь нет материи, нет вещества, нет атомов и молекул! Здесь только энергия, причудливо изогнутая, бесконечно сложная, изумительно многообразная. Понимаешь, птица? — Гаечка горько улыбнулась. — Сон, такой реальный, что в нем можно уснуть и видеть сны. Творение, столь совершенное, что оно само становится творцом. Мечта, до того желанная, что сама начинает мечтать.

Снурла озадаченно слушала.

— Мышка, прости, но я правда не понимаю, — сказала она тихо. — Очень стараюсь понять, очень хочу этого, но не могу. Я чувствую, ты говоришь исключительно важные вещи… Но я не понимаю.

Гайка тяжело вздохнула.

— Как же объяснить… Представь, что слепила птицу из мокрого песка. А птица получилась такая красивая, такая совершенная, и ты ее так любила, что любовь изменила песок, и птица ожила. Теперь она, как и ты — летает, поет песни, даже несет яйца, но она все равно сделана из песка, понимаешь?

— Кажется… — подавленно пискнула Снурла. — Она не настоящая…

— Настоящая! — горячо возразила Гайка. — Ты просто не дослушала! Эта новая птица, которую ты некогда слепила из песка — стала живой, совершенно живой, ни капельки не искусственной! Настолько живой, что в один прекрасный день… — Гаечка запнулась. — Она… Тоже научилась лепить из песка новых птиц.

Снурла отпрянула.

— Так это мы?! Мы — такие птицы?!

— Да, — кивнула Гайка. — Миллионы лет назад, разумные жители Земли придумали это место. Но теперь вы сами стали разумными — и вы сами творите свой мир, непрерывно, день ото дня, просто не замечаете! Вот перед нами кузница, которой неоткуда взяться на верхушке Дерева. Очевидно, много лет назад, кто-то, даже не отдавая себе отчета, неистово хотел отыскать кузницу — от этого зависела его жизнь, или безопасность друзей… Он так в ней нуждался, так в нее ВЕРИЛ, что она ПОЯВИЛАСЬ — вместе с гномом-кузнецом, который так и родился стариком, помня всю свою никогда не прожитую жизнь.

Мышка вскочила.

— Знаешь ли ты, что на Земле уже тысячу лет никто не верит в Асгард? — спросила она с возбуждением. — Вы должны были испариться, рассеяться как туман, десять веков назад! Но этого не случилось, и уже никогда не случится, поскольку теперь вы САМИ верите в Асгард. Ваш мир стал самоподдерживающимся! Мы, земляне, создали вас, а дальше вы подхватили эстафету.

Она подошла к птице и ласково коснулась ее золотых перьев.

— И только потому, что вы ЖИВЫЕ, вы и продолжаете существовать, — нежно сказала Гаечка. — Вы настоящие. Настоящие до такой степени, что сами способны создавать Асгарды в других измерениях, чтобы там, в новых мирах, когда-нибудь, повторилась ваша история. Видишь, пернатая? Это цикл. Бесконечная цепь Творения. Все ваши страхи лишены смысла, Рагнарок никогда не наступит!

Опустив голову, изобретательница долго стояла неподвижно. Было что-то еще, она чувствовала, какое-то смутное знание — невероятно важное, основополагающее, но покамест оно пряталось в тени, в мрачном пятне утерянной при взрыве памяти. Всем своим существом Гайка тянулась к этой тайне — подсознание, ее личный пушистый тролль, погонял кнутом душу, требовал мчаться во весь опор, но цель еще не хотела сдаваться.

— Всему свое время, — прошептала Гаечка. — Всему свое время, слышишь?

«Слышу», — недовольно буркнул тролль.

— И когти подстриги, — строго приказала мышка. — На тебя смотреть противно.

«Раскомандовалась тут… — проворчал тролль. — Ладно уж, ладно, не заводись…»

Гайка счастливо улыбнулась. Все вставало на свои места — впервые с появления валькирии. Скрывавшая будущее мутная неопределенность, полная неизвестность, царившая впереди, лопалась с отвратительным хрустом. Теперь она знала, что делать. Как делать. Где делать. Когда делать.

И с кем делать.

Раправив плечи, Гайка вскинула голову и радостно засмеялась.

— No matter what they tell us, — запела она во весь голос. — No matter, what they do. No matter what they teach us — what we believe, is true! — Гаечка с криком взмахнула руками, и руки удлинились, на них мгновенно возникли перья. Древо Жизни провалилось в бездну, небо рванулось в грудь, заполнило разум, безжалостно раздавило тревоги. Сверкающая белая птица, еще секунду назад бывшая просто мышкой, кометой взвилась над миром.