Гинекологическая проза - [39]

На улице Оля пошла быстрее, почти побежала, приговаривая сама себе, что вот еще, больница, глупости какие, так и даст она резать своего ребеночка, не дождутся… Какой-то мужик посмотрел на нее с изумлением, и она поняла, что говорит все это вслух. Остановилась, встряхнула головой, потянулась поправить волосы и вдруг заметила бумажку с направлением, которую так и сжимала в руке. Безотчетным движением Оля отбросила ее прочь, но тут же передумала, подняла, сунула в сумку и пошла домой. Мыслей в голове не было просто никаких, что делать, кому что говорить, господи, да так ли все это важно перед лицом настоящей беды? Главное, она сейчас спаслась, ушла, унесла своего ребенка, сейчас он с ней, в ней, а что там будет дальше – посмотрим.

Дома была только Соня. Она открыла Оле дверь и ахнула, увидев белое без кровинки лицо. Оля прошла в ее комнату, села на диван и очень спокойно, без выражения изложила случившееся.

– Я не знаю, что теперь делать, – закончила она тем же механическим голосом. – Но ни в какую больницу я не поеду и резать своего ребенка не дам.

– Я тоже совершенно не представляю, как тут быть, – пролепетала Соня со слезами на глазах. – Может, все-таки стоит поехать, все-таки врачи… И что же будет? Мы же не знаем…

При виде Сониных слез деревянное Олино спокойствие вдруг куда-то исчезло, из глаз как-то сразу тоже потекли слезы, ей стало страшно и неуютно, она вдруг почувствовала себя той, кем и была в ту минуту – маленькой, напуганной девочкой, и в этом бедственном положении инстинктивно прибегла к самому верному средству, каким пользуется каждый ребенок в минуту отчаяния.

– Я позвоню маме, – сказала она, вытерла глаза и пошла к телефону.

Олина мама работала в одном из бесчисленных научно-исследовательских институтов, в просторечье называемых «ящиками», институт был полусекретный, звонить туда было долго и сложно, потому что звонок шел через три коммутатора, и Оля с детства была приучена по пустякам мать на работе не беспокоить. Но сейчас она стоически прошла все препоны, стараясь только не всхлипывать в трубку, услышала наконец спокойный мамин голос и рассказала ей вкратце о произошедшем.

– Так, – сказала мама на том конце провода. – Ты все сделала правильно, перестань реветь, сиди дома, никуда не ходи, жди меня, я сейчас приеду.

Всегда легче жить, имея перед собой четкие инструкции. Оля повесила трубку, вернулась в комнату, заползла обратно в диван и стала ждать маму. Ждать маму, конечно, гораздо лучше, чем вообще не знать, что делать дальше, но на душе все равно было тошно. Соня сидела рядом и жалостливо гладила ее по плечу.

Олина мама, Наталья Сергеевна, была невысокого роста, носила сильные очки и разговаривала тихим голосом, в быту и на работе отличалась добротой и скромностью, но помимо этого в ней имелось еще одно скрытое свойство. Многие люди, знавшие Наталью Сергеевну годами, могли даже не подозревать о наличии данного свойства, но те, кому выдавалось столкнуться с его проявлениями напрямую, помнили о нем долго.

Наталья Сергеевна никогда не давала в обиду своих детей. В случае неоправданных посягательств сторонних сил на детское благополучие маленькая хрупкая женщина превращалась в стальной бульдозер с программным управлением и в этом состоянии была практически непобедима. В качестве иллюстрации можно только добавить, что Оля, в бытность свою школьницей, наиклассичнейшую угрозу всех учителей: «Вот маму в школу вызову» с успехом обращала против них самих. «Может, лучше маму в школу вызвать?»– ангельским голосом предлагала она учителям в случае каких-либо конфликтов, и если учитель по неведению или наивности соглашался, то встреча с Натальей Сергеевной сильно обогащала его педагогическую практику…

Минут через сорок раздался звонок в дверь. Оля поскакала открывать. Мама вошла, спокойная, собранная, чмокнула Олю в нос, поздоровалась с Соней, рассмеялась:

– Господи, ну вы тут прямо как на похоронах сидите, девочки, вы чего? Ничего ведь не случилось пока, мало ли, кто что там сказал, умирать теперь, что ли. Ты как сама себя чувствуешь? Нормально? – Оля кивнула. – Расскажи мне все еще раз, с самого начала.

Оля, слегка воспрявшая духом после маминого прихода, снова уселась на насиженное место в диване, держа в руках мамину сумку. Рассказывая свою печальную сагу в очередной раз, она раскрыла ее и стала копаться внутри, перебирая в руках бесконечные маленькие предметы, которыми полна каждая женская сумка: записную книжку, кошелек, расческу, платочек, ручку, старые автобусные билетики, карамельку в замусленном фантике. Процесс успокаивал, все предметы были знакомые и милые, пахли домом и напоминали то время, когда маленькая Оленька, встречая маму с работы, вот так же начинала копаться в сумке, отыскивая какой-нибудь гостинец. Рассказ тем временем подходил к концу, Оля закончила его словами:

– Ну, я и ушла. Ну и все. – Развернула карамельку и сунула в рот.

– Понятно. – Мама кивнула. – Покажи направление.

– Зачем? – удивилась Оля.

– Покажи. Надо прочитать, что они там про тебя пишут. И вообще, оно – твой единственный документ, в консультацию-то ты больше не пойдешь, это ясно.