Гимн шпане - [92]

Шрифт
Интервал

Несмотря на все усилия, я не удержался от capказма и отметил, что она, видно, с толком провела время. Но Мари-Пьер совершенно не смутилась, напротив, радужно улыбнулась, это совсем не то, что ты думаешь, говорит, я нашла, работу,

— В рекламном агентстве; бывший муж Сары— это она нас познакомила — сразу меня взял, я начинаю в понедельник.

Во мне словно что-то оборвалось, мы шли через стоянку, за нами Бруно, держась на приличном расстоянии. А как же «Экстрамиль», ты все бросаешь, так это надо понимать? Она пожала плечами: пока не знаю, но согласись, с моим уходом ничего особенно не изменится.

Она меня убила, без ножа зарезала, я сказал, что, в общем, да, наверное, но внутренне негодовал — вот к чему привела болтовня с Сарой, я не сомневался, кто внушил ей эту блажь — уйти от меня, однако сил бороться не было, улыбаясь и не показывая своих чувств, я думал: ничего, вы еще пожалеете.


Нас уже ждали в ресторане, на острове Гранд-Жатт, где в зале под потолком висел скелет диплодока, а за столами загорелые педики трясли своими лохмами, улыбаясь во весь рот; Бруно с приятелем поцеловались, извините, с мужиками не целуюсь, сказал я, редактор засмеялся, я тоже, насколько Марк выводил меня из себя, настолько редактор сразу мне понравился, мы уселись, я прекрасно видя, что все с любопытством на меня косятся, несчастный случай? — поинтересовался Марк, я не стал врать: да, вроде того; подошел официант, чтобы принять заказ, у здешних блюд были затейливые названия, например, креветочный коктейль в подливе из зелени или суфле из лягушачьих, лапок в миндальном ложе.

По знаку Марка редактор достал внушительную папку, у Мари-Пьер округлились глаза — это что, наше ревю? Увидев обложку, даже я, хотя мыслями был далеко отсюда, воскликнул: вот здорово, ты только посмотри, наши имена большими буквами! Да, теперь вы — автор, улыбнулся он.

Официант принес закуски, в моей тарелке сиротливо лежали два помидорных кружочка, каперсы и тонкая полоска феты, что в меню значилось как «тушеные помидоры с гарниром от шеф-повара»; вот блин, я думал это аналог помидоров с моцареллой, а на самом деле они были вареные, и моцарелла каким-то образом превратилась в фету — не отрава, конечно, но и не еда, а черт знает что. Марк тем временем облизывал губы.

— Вам нравится?

— Очень, — сказала Мари-Пьер, она все не могла оторваться от книжки, — просто супер.

Заметив мой не очень довольный вид, он спросил: а вы что скажете, мы не слишком обкорнали ваш текст? Я его успокоил — напротив, все замечательно, остальные поэты тоже производят приятное впечатление. Он хвастливо выпятил губы, мол, еще бы, мы стараемся не ударить в грязь лицом. Я сделал большой глоток воды, вкус феты совершенно не сочетался с легкой кислинкой отварных помидоров; о себе наш издатель мог говорить часами, между прочим, в отличие от большинства коллег, он пробивался сам, начав с работы в рекламе, оператором — так что Шестой округ [59] не совсем моя сфера, признался он, то и дело приветствуя взмахом руки кого-нибудь из знакомых в разных концах ресторана. Ну конечно, здесь была его вотчина, среди педиков и двойников Мадонны он чувствовал себя как рыба в воде. Мари-Пьер передала мне ревю и вдруг — я глазам своим не поверил — тоже с кем-то поздоровалась; ты что, его знаешь, спросил я, кто это такой? Тем временем мужик подошел к нашему столику — загорелый, с серебристой шевелюрой, — надо же, как тесен мир, мы обменялись шаблонными фразами, и он сел за столик поодаль; это ваш знакомый, изумился Марк, да, говорит Мари-Пьер, в понедельник я начинаю стажировку у него в агентстве. Марк был поражен: поздравляю, это большая удача, работая с ним, вы пройдете хорошую школу. Сборник и впрямь был сделан на совесть, черный шрифт на красном фоне — «Удивительное ревю, или Изыски слова», мое стихотворение в паре с фотографией пьянчужки располагалось между текстами двух более известных авторов, и, должен заметить, я был удивлен, думал, они принесут что-нибудь непритязательное или будут тянуть сто лет, надеясь пустыми обещаниями держать меня на крючке, но ошибся, они сделали все на высшем уровне, можно даже сказать — идеально. Мне никак не удавалось улучить момент, чтобы заговорить о втором проекте, интересующем всех, но Марк начал сам — Мари-Пьер ушла в туалет, и, обменявшись взглядом с Бруно, он спросил меня: кстати, по поводу основной причины нашей встречи, как настроены ваши партнеры?

— Положительно.

Не обращая внимания на боль в мышцах, я выдавил улыбку, весьма положительно. Он с видимым облегчением вздохнул всей грудью, и Бруно обрисовал мне ситуацию: Марк рассчитывал на «Канал+», но там сменился главный продюсер, а новый отказывается выделить деньги, что очень глупо с их стороны, поверь, проект действительно стоящий. Я отодвинул тарелку, даже десерт был так себе — рулетик с пикантным кремом и в придачу, абсолютно не в кассу, шоколадное пирожное.

— Они согласятся финансировать ваш проект — в серьезности их намерений можете не сомневаться, — правда, на определенных условиях, если вы предоставите четкие гарантии и вложите часть средств сами.


Еще от автора Венсан Равалек
Ностальгия по черной магии

В свои 38 лет Венсан Равалек считается одним из ведущих авторов нового поколения.Эта книга – последняя створка триптиха, озаглавленного Перст Божий в белом небе. Цель Равалека – представить в трех романах свое видение конца века. В Ностальгии по черной магии мир исчезает в волнах, под собором Нотр-Дам возникают пещеры, под Эйфелевой башней живет гигантский спрут, а в тоннеле квартала Дефанс – единорог.


Рекомендуем почитать
Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».