Гимн шпане - [3]
—У меня есть документы на «мерседес-300 SE», прошлогоднюю модель.
Дело было срочное, он должен выполнить заказ, клиент уже ждет, как правило, «мерседесы», с их электроникой, никогда не шли в Европу, тут тачку вычислят при первой же поломке, а он обещал все сделать к пятнадцатому января, время поджимало, к следующему вторнику машина должна быть на месте, это крайний срок. Обычно на него работала специальная бригада, в некоторых районах искусству угона учатся с пеленок, но случай был особый, владелец «мерседеса» приходился родней человеку Муссы; он не вдавался в подробности, но я понял: никто из своих не должен об этом знать.
— Если что-то всплывет, я уверен, ты будешь держать язык за зубами, не проболтаешься.
Когда я угонял для него машины, план он всегда разрабатывал сам, заранее, в вопросах цена-качество был щедр, как византийский царь, за тачку текущей модели легко отваливал пять штук; риск минимальный, не то что с кокаином, но за трехсотый «мерседес» надо было запросить по максимуму.
— Пойдет, — говорю я, — значит, ко вторнику?
Впрочем, стоило изучить вопрос, «мерседесы» тачки хитрые, скажем, у новейших, шестисотых, очень крутая противоугонная система — при попытке взлома блокируется зажигание.
— У тебя есть суббота и воскресенье, хозяин на неделю уезжает в Ниццу, машина будет на долговременной стоянке в Орли.
Я решил, что машина пойдет на Ближний Восток, с Алжиром после принятия новых законов никто не связывался. Мы миновали турецкие бани — лучшее средство восстановить форму и спокойно поразмышлять, но по четвергам там был женский день; по дороге разговаривали: учитывая, что это трехсотый «мерседес», и при условии, что все получится, Саид готов был поднять гонорар до двенадцати тысяч; я торговался: мол, ради таких грошей не стоит и с дивана слезать; он чертыхнулся: да за эту цену другой мне целый парк «рено» пригонит. В конце концов сошлись на двадцати, такая тачка с номерами стоила четыреста сорок штук без прибамбасов, так что двадцать — это минимум, к тому же работа срочная: если ко вторнику «мерса» не будет, ему придется туго, да, признаться, и я спешил, деньжата были на исходе.
Дальше он поехал на метро, а я решил срезать дорогу через территорию складов Управления железных дорог. По пути я хотел купить в китайском ресторане рисовых колобков, Мари-Пьер наверняка проголодалась, но потом решил, что это хорошо в ресторане, — разбрызганная по всей комнате начинка вперемешку с соусом не самый лучший вариант для первого ужина в Париже. У меня оставалось ровно две тысячи в пластиковом пакете под балкой на крыше.
Я распахнул дверь, Мари-Пьер сидела перед телеком в той же позе, как приклеенная, не двигаясь, лучше бы подпевала рекламным песенкам, как любят дети, а то — прям каменный истукан какой-то.
— Может, сходим перекусить?
Она была не голодна, к тому же собиралась смотреть фильм. Казалось, случись пожар и землетрясение, она и бровью не поведет. Я присел на кровать, обнял ее, руки были совсем холодные.
— Накинь одеяло, а то заледенеешь.
Начался фильм, она прибавила звук, я поднялся, не хотелось торчать в комнате, мне тут было тесно.
Я решил пойти на дело с напарником, вдвоем всегда легче, хотя, конечно, приходится делиться; бывает, попадаются тупые «камикадзе» без башни, готовые угнать тачку хоть с полицейского участка, я таких повидал, спасибо, но у этих ребят, отмотавших срок во Френе и Флери [6], как правило, будущее в клеточку, а я все-таки бизнесмен, не уголовник.
Тип, которого я хотел привлечь, жил в Гамбетте и работал ночным механиком на окружной дороге, его жизнь была «расписана по минутам»: до трех часов он протирал штаны в баре на первом этаже своего дома, съедая на обед два тоста с маслом да взбитые сливки, потом убивал время до закрытия, препираясь с олухами себе под стать, и наконец отправлялся в автосервис.
Я прогулялся до Колонель-Фабьен, сел на 75-й автобус, женщина напротив разговаривала сама с собой, а в глубине салона выдрючивался растафарианец [7], пришелец из семидесятых, — устроил концерт, прямо вылитый Боб Марли [8]. Перед «Пиренеями» вошел пацан-попрошайка и начал жалобно гундосить, в метро к такому давно привыкли, а в автобусе это редкость, но водитель даже не обернулся; парень нес какую-то пургу, говорил, что его отец воевал в Алжире и потерял все сбережения, чушь собачья, я толком и не понял, это он или его отец оказался на улице; все отводили взгляд, а я думал: надо было откладывать деньги в кубышку, вот и все. Представляете, даже негры питаются лучше меня, сказал парень, и исполнитель рэгги захлопал в ладоши, мол, во дает. Когда автобус переезжал через рю Менильмонтан, прилично одетый мужчина направился к выходу и по дороге задел ту ненормальную, что сидела напротив меня,— так, едва коснулся, но старуху словно током тряхануло, она стала ругаться последними словами, мол, я пенсионерка, ты сломал мне руку, а в нашем доме нет лифта, как же я, мать твою, с гипсом буду носить покупки… сначала мужчина извинялся, он выглядел немного ретрово, не аристократ, но из приличного общества, а когда понял, что спорить бесполезно, сам начал огрызаться: чтоб ты сдохла, старая кошелка, сука,— этого никто не ожидал, и они продолжали ругаться, как двое бродяг; пацан, просивший милостыню, не знал , что делать, негр тоже растерялся и собрался встать, но тут автобус резко завернул, растафарианец не успел ухватиться за поручень и повалился на попрошайку, стоявшего к нему спиной; выходя, я подумал: порой кажется, наступи сейчас конец света, никто и не заметит.
В свои 38 лет Венсан Равалек считается одним из ведущих авторов нового поколения.Эта книга – последняя створка триптиха, озаглавленного Перст Божий в белом небе. Цель Равалека – представить в трех романах свое видение конца века. В Ностальгии по черной магии мир исчезает в волнах, под собором Нотр-Дам возникают пещеры, под Эйфелевой башней живет гигантский спрут, а в тоннеле квартала Дефанс – единорог.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.