Гимн шпане - [22]

— Сейчас вернусь, — сказал я. — Пять-семь минут, не больше.

Я уже вылезал, когда он спросил, откуда я беру товар.

— Из остатков партий, — туманно ответил я, — со складов.

—А…

Если он ждет накладных, то напрасно.

— С каких складов? — заволновался он. — Надеюсь, все законно?

— Конечно, о чем речь, вся техника новая, а стоит в четыре раза дешевле, чем по каталогу, если уж это не устраивает, тогда я не знаю… Видимо, мои аргументы победили его сомнения, потому что он вроде успокоился: конечно, говорит, при таких ценах неприлично спрашивать о происхождении товара, он уже давно не верит в чудеса и понимает, что ничего не берется из воздуха.

— Вот именно, — сказал я.

Люди его типа при всем немереном апломбе в глубине души просто трусы, и точка.

Мари-Пьер была дома и смотрела телевизор.

— Как дела?

Коробки с видаками загромождали всю комнату, еле пройдешь, она молчала, я заранее положил два видака самой дорогой модели на ближайший штабель, но они исчезли.

— Ты ничего не трогала?

Она не отвечала, по телеку шли дурацкие дневные передачи, чепуха на постном масле.

— В чем дело, ты на меня дуешься?

Она переключила канал, но ее любимая игра еще не началась, было слишком рано.

— Мне кажется, ты поступил жестоко, вот и все.

У меня отвисла челюсть.

— Ты это о чем?

Она не соизволила ответить, я повторил вопрос, но тут как раз началась игра; я искренне считал, что ей не в чем меня упрекнуть; но она явно была иного мнения: если сам не понимаешь, тем хуже, в конце концов проронила она, значит, тебе это даже в голову не приходит. Меня ждал клиент, я взял два других видака той же модели, подумав, прихватил третий — лучше, если у него будет запасной, кроме того, таким образом я ненавязчиво втягивал его в дело — и пошел к двери.

— Через минуту вернусь.

Ничего, загадка скоро разрешится, ведь я делал все это ради нее и не понимал, чем она может быть недовольна.

— Гляди, — обратился я к агенту, подойдя к машине. — Упаковка родная, еще не вскрывали.

Он внимательно разглядывал коробки, но я-то знал, хоть рентгеном просвети, комар носа не подточит, товар первоклассный.

— Не помешает иметь один демонстрационный экземпляр, — сказал я, кладя третий видак на заднее сиденье. — Пусть будет под рукой на всякий случай.

Он согласился без возражений, продиктовал другой телефон для связи, лучше звонить прямо ему на мобильный, так намного удобнее. Я вернулся домой.

— Ну?

По телевизору по-прежнему шла какая-то белиберда, я сел на край кровати, на расстоянии от Мари-Пьер, и говорю: по-моему, мы друг друга не поняли, — но она будто оглохла.

— В этом замешан Жоэль?

— Если сам знаешь, нечего спрашивать.

Постепенно мне удалось ее разговорить; еще под впечатлением пантенской катастрофы, он прибежал плакаться в жилетку Мари-Пьер: я, мол, такой-сякой, на него напала целая толпа, а я пальцем не шевельнул, более того, хотел смыться на грузовике — он еле успел запрыгнуть на ходу, теперь он разорен, а ведь часть капитала принадлежала его соседу, все, что он сумел накопить, пошло прахом, однако самое ужасное не это — он думал, что мы друзья, но еще там, в Гавре, когда я отобрал у него два видака, его потрясло мое отношение; Мари-Пьер была разочарована не меньше, чем он, а потому вернула ему два видака — она тоже считала, что дружба прежде всего. Слово за слово, между нами завязалась бурная перепалка, я был в корне не согласен с его версией событий, это было несправедливо, честное слово. В какой-то момент я понял, что страсти накалились до предела, и решил выйти проветриться. В тот день, восемнадцатого марта, на самом пороге весны, мы с ней впервые крупно поссорились.

Я шел куда глаза глядят; пусть сама решает, она не обязана оставаться со мной, возможно, Жоэль умеет устраиваться в жизни куда лучше меня… конечно, я постоянно думаю о деньгах, ведь все имеет свою цену, в наше время на каждом шагу поджидают траты, как же сбрасывать это со счетов? Он сам выбрал свой путь: я его предупреждал, но он сделал максимум возможного, чтобы все обернулось именно так, и я не обязан расплачиваться за его ошибки, даже если мы друзья, да с какой стати?! Я был в легкой куртке и дрожал от холода, поэтому зашел в здание Восточного вокзала. Что я могу, если она решит уйти? Да ничего: я старался для нее изо всех сил, она видела, что мои дела идут в гору, стоило подождать совсем чуть-чуть, и у нас начнется красивая жизнь, в этом не было никаких сомнений. От прогулки я здорово проголодался и зашел в первое попавшееся кафе. Вчитаться в меню никак не удавалось, все мысли были только о ней; на второе я заказал запеченное утиное филе и медок, а для начала — паштет, как правило, он бывает съедобный; самый лучший подают лишь в домашних ресторанчиках, но почему-то мне хотелось именно паштета. Черт! Жоэль еще и косил, — кроме шуток, это переполняло чашу моего позора.

Метрдотель откупорил бутылку и плеснул немного на донышко бокала; я люблю медок, это вам не какая-то бурда — кто знает толк в винах, поймет. Вино было выдержанное, возможно, не такое уж старое, но на мой вкус вполне достойное; Мари-Пьер, наверное, сейчас смотрит очередной фильм, если, конечно, не сбежала… не знаю, хотел я этого или нет: она была свободна, а если решит остаться, от нее ведь требуется совсем немного; никто не подойдет ко мне и не скажет: привет, родной, вот тебе чек и пачка наличных, чтобы ты мог перекрутиться, пока будешь ждать открытия банка, дядюшка с его стреноженной красоткой вообще не в счет, а какое будущее у такого типа, как Жоэль? Да никакого — ясно как день, и самое ужасное, что страдать от этого придется ей.