Гильотина для госпитальера - [36]

Пенелопа и Динозавр стояли у призрачной стены, за которой два лучших психотехника ФБР колдовали над безжизненным телом. Вражеский агент был опутан проводами, как киборг из популярной одноименной СТ-тянучки.

На голове у него было несколько обручей, которые сияли малиновым светом. Такие же обручи были на головах двух операторов, лежавших на двух других ложах, вид у них был не лучше, чем у жертвы.

– Они соскребают слой за слоем с его сознания, как наслоения краски с древней фрески, – сказал Динозавр.

– Романтическое сравнение, – хмыкнула Пенелопа. – Тебя в казарме искусствоведению учили?

Динозавр ничего не ответил…

Работа шла уже третий час. Больше трех часов выдержать операторам такое напряжение было ох как нелегко. Но они не собирались выходить из состояния глубокого контакта с психикой испытуемого, пока не достигнут результата.

– Что-то у них неладно, – подалась вперед Пенелопа.

Лицо испытуемого бледнело, наливалось синевой. То же самое происходило и с операторами.

– Они погибают! – Динозавр обернулся к диспетчеру, контролировавшему операцию и сидевшему в кресле в углу комнаты, на его лице был шлем аудиовизуального контакта. – Головастик, они погибают!

Диспетчер внешне никак не отреагировал. Но пальцы его забегали по пульту. Внезапно он закрутил головой, потом застонал. И резко сорвал шлем.

Тут же в комнату заскочили трое человек из персонала. Загудела реанимационная система.

Через полчаса диспетчер устало сказал:

– Он погиб. Мы не смогли пробиться через последний блок.

– А операторы? – спросил Динозавр.

– Они выжили.

– Информация?

– Об этом мы можем узнать только у них.

– Когда?

– Когда они придут в себя.

– А долго они собираются валяться кверху пузом? – грубо спросила Пенелопа.

Диспетчер, поежившись от такого напора, пожал плечами:

– Часов семь.

Семь часов Пенелопа и Динозавр сидели как на иголках. Наконец ведущий врач сообщил – операторов удалось привести в чувство.

– Они что-то узнали или провалялись в контактных шлемах просто так? – осведомился Динозавр.

– Узнали, – сказал врач. – Кличка погибшего – Латник.

– Место? Откуда он?

– Неизвестно. Удалось выбить только – Ла-Пас. И…

– Ну же? – прикрикнула нетерпеливо Пенелопа.

– Чума…

***

Ночь. Тикают часы на стене. Какой идиот придумал повесить механические часы в спальной?

Сомову хотелось встать и ударить по ним кулаком.

Он проснулся среди ночи и не мог заснуть в своей комнате.

Внизу гудели клаксоны – водители жали на их кнопки сутки напролет и не знали удержу. Завывала вдали полицейская сирена. Пропел керосиновый самолет, ложась на курс от пригородного аэродрома.

На восьмидесятом этаже все было слышно отлично. Звуки долетали досюда с легкостью необыкновенной. Они жили своей жизнью, как злобные зубастые существа, терзающие сейчас нервы госпитальера.

А кроме этого он слышал, как вода шумит в трубах. Как раскрылись и закрылись на этаже двери лифта. Как в соседнем номере заплакал ребенок. Как в коридоре выругался, зацепившись за конец ковра, уборщик. ОН СЛЫШЫЛ ВСЕ!

А еще шуршала громко кровь в жилах. Барабанило сердце. А дыхание было тоже – свистящее и оглушительное.

Звуки ополчились на Сомова. Они сбросили с себя дружеские личины и превратились во врагов. Они наждаком елозили по обнаженным нервам, и госпитальер ничего не мог поделать с собой. Он застонал – и стон этот отозвался во всем теле.

Ему было плохо. Он не был болен, организм функционировал отлично. Но что-то изменилось в мире. Что-то сделало его в миг враждебным. Это был миг хищных звуков.

Сомов приподнялся, хлопнул по стене ладонью, и та ответила рокотом.

Он встал, качнулся, подошел к креслу. Упал, заткнув уши пальцами. Не помогло. Звуки пробивали пальцы, как заряд бластера холщовую ткань. Не было от них ни пощады, ни спасения.

Он не знал, что происходит. Ему не хотелось думать о том, что творится. Он пытался остановить наступление звуков, но они одолевали его все больше. Они скреблись, требовали доступа в самые сокровенные кладовые его существа. Они были оккупантами, которые не собирались оставлять оборонявшемуся право на жизнь.

Происходило что-то чудовищное. Сомов окончательно понял это. Он открыл рот:

– Серега, – прокричал он что было силы.

Его голос рокотом пронесся над городом, он был должен долететь до каждой семьи, он должен был вздыбить пыль, вырвать с корнем деревья. Звук собственного голоса оглушал.

Но на самом деле это был лишь слабый писк, без труда поглощенный стенами помещения. Разведчик спал в своей постели, привычно используя каждую секунду на расслабления – он знал, что в любой момент ему может пригодиться весь запас сил. И Сомов не мог докричаться до него.

Госпитальер с трудом оторвал ладони от ушей.

В темной комнате вдруг стало светлее. Он увидел, что в кресле напротив него кто-то сидит.

– Вы кто? – прошептал Сомов, и этот шорох взревел морской стихией.

– Гость, – произнес безучастно пришелец. – Я пришел спасти тебя.

Внезапно звуки перестали быть врагами. Свалилась хрустальная тишина. Внешнего мира не существовало. Все звуки пришли в равновесие и замерли водяными брызгами. Они были больше не опасны. Они были приручены.

– Ты спас меня, – прошептал Сомов, и его шепот вплелся в водяной узор зависших звуков.