Гилгул - [23]

— Теперь мы не сможем подняться в горы, — ответил он, поднимая жену на руки. Из рассеченного виска женщины тонкой струйкой сочилась кровь, она была без сознания, но все-таки дышала. — Мы пойдем в холмы.

— Он сказал идти в горы, — упрямо повторила девушка. — А еще Нахор просил передать тебе, что боль нельзя забрать с собой. Только память. Лот посмотрел вверх. Веревка дрогнула, но Нахор так и не появился.

— Он не спустится, — категорично сказала девушка.

— Почему ты так думаешь?

— Если бы он мог спуститься, то не стал бы ничего говорить мне, — ответила она. — Мне показалось, что Нахор заранее знает, чем все закончится. Пойдем…

— Ан-гел, — вдруг прошептала жена Лота, не открывая глаз. — Ангел Господа… Я вижу его…

— Это знак, — сказала девушка. — Мы должны идти в горы. Лот еще раз посмотрел вверх. Ему показалось, что над гребнем стены мелькнула голова и тут же исчезла.

— Нахор! — позвал он. — На-ахор!!! — Веревка вдруг быстро поползла вверх. — Все, — сказал Лот. — Пойдемте. Пошатываясь, прижимая к себе безвольное тело жены, он тяжело побежал к черным громадам гор, очертания которых проступали сквозь лиловую темноту ночи. Нахор видел, как дернулась веревка, и слышал вскрик. Уворачиваясь от камней, словно выплясывая странный дикий танец, он заглянул в провал. Веревка была пуста. Нахор понимал, что ему не спуститься, но теперь он получил возможность защищаться. Метнувшись к ножу, адмиец опустился на колено, ухватился за рукоять, потянул и… в этот момент гладкий булыжник с хрустом врезался ему в висок. Перед глазами у Нахора вспыхнул ярко-желтый огонь, он мгновенно потерял ориентацию и опрокинулся на бок, выпустив рукоять ножа.

— Кто это сделал? — послышался голос священника. — Кто бросил камень?

— Но ты же сказал… — растерянно пробормотал мальчишка.

— Я не сказал убивать его!!! — заорал, багровея от гнева, чернобородый. — Я сказал „взять“! — Он повернулся к одному из спутников, сказал, скрипнув зубами. — Проверь. Тот метнулся к телу Нахора, опустился на колено, принялся ощупывать грудь.

— Остальные сбежали? — спросил у мальчишки жилистый бородач, одергивая пурпурную накидку. Тот испуганно кивнул. — Сколько их?

— Мужчина и три женщины, — ответил юноша. — Одну из женщин я ранил.

— Это хорошо, — пробормотал бородач, глядя мальчишке в глаза. — Значит, им не уйти далеко. Мы их догоним.

— Он мертв, — поднимаясь с колена, сообщил тот, что осматривал Нахора. — Сердце не бьется.

— Ты убил его, — сказал священник мальчишке. — Теперь ступай за ним! Бородач цепко схватил юношу за милоть и вдруг с дикой силой швырнул со стены вниз, на крыши домов. Треск пламени прорезал отчаянный, полный ужаса крик. Размахивающий руками и ногами черный силуэт несколько секунд был виден на фоне огня, затем последовал глухой удар. Трое оставшихся спутников бородатого бесстрастно наблюдали за казнью.

— Как быть с телом? — Один из хасидеев кивнул в сторону мертвого Нахора.

— Отправим его к Господу, — подумав секунду, ответил бородач. — А потом догоним других, сбежавших. — И, повернувшись к мужчинам, молча стоявшим у него за спиной, приказал: — Отнесите тело в Храм и бросьте на жертвенник. Вместо агнца. Те засмеялись, но бородач остро взглянул на них и смех сразу смолк. Тело Нахора схватили за ноги и потащили вниз по лестнице. Мертвый бился окровавленным затылком о ступени, оставляя на белой глине жирный багровый след. Труп втащили в Храм, проволокли через мужской двор и швырнули на жертвенник. Хасидеи остановились, поглядывая на священника и ожидая дальнейших приказаний. Тот неторопливо подошел к умывальнице, омыл руки, повернувшись к спутникам, сказал резко:

— Смойте с рук кровь нечистого, братья. Трое мужчин послушно омыли руки, и бородач кивнул:

— Хорошо. А теперь к воротам. Нам еще предстоит догнать беглецов…

* * *

Он выбился из сил. Пока дорога петляла между холмами, Лот заставлял себя бежать. Но когда началось предгорье, стало гораздо труднее. Ветер бил его в лицо, в темноте невозможно было разглядеть даже камни под ногами, и он несколько раз спотыкался, с трудом удерживая равновесие. К тому же Лот постоянно оглядывался. Было бы лучше этого не делать, но он не мог заставить себя не оглядываться. С каждой минутой огонь становился все сильнее. Когда же Лот оглянулся в последний раз, пламя охватило Храм. И если глиняные мазанки горели тяжело, словно нехотя, — тряпки, лежаки, кровля, больше в них ничего и не было, — то Храм, целиком выстроенный из дорогого кипариса, вспыхнул разом. Лот никогда еще не видел ничего подобного. Языки огня вылизывали небесную твердь, как голодный пес — свежую кость. Лот споткнулся, рухнул на колени и был вынужден выпустить тело жены. Он задыхался. Жар разрывал его легкие и заставлял жадно хватать ртом ночной воздух. Дочери остановились в стороне, у высокой густой смоковницы. Старшая оглянулась на полыхавший город. Внезапно она подалась вперед, а затем прошептала:

— Отец, посмотри. Лот, все еще стоя на коленях и упираясь ладонью в каменистую землю, обернулся. Перед глазами его плыла тупая янтарная муть, но он сумел разглядеть на фоне оранжевых всполохов четыре яркие точки, быстро перемещавшиеся от города к горам. Пока они были на расстоянии около трех поприщ‹Поприще, или миля — расстояние около тысячи шагов.›, но дистанция быстро сокращалась.