Гилгул - [21]

— Запомни навсегда, — Нахор обернулся к Лоту и раскинул руки крестом, указывая на происходящее вокруг. — Так умирает праведность! Лицо его освещалось всполохами пожаров, а в бездонных глазах горела ярость. Он резко свернул к дому Лота, приблизился к двери и шагнул внутрь, даже не замешкавшись. Через секунду кто-то закричал дико и страшно. Лот, стряхнув оцепенение, побежал к своей лачуге. Он был уже у самой двери, когда на улицу, сорвав телом полог, вывалился обнаженный мужчина. Руками он зажимал разрезанный живот. Лот оттолкнул его. Тот сделал еще два шага и повалился на бок. Распахивая рот, раненый лежал и тихо поскуливал, суча ногами. „Совсем как давеча Исаак, — отстраненно подумал Лот“. Странно, но ему, содомлянину, хасидею, не было жаль умирающего. Он шагнул в дом. Его жена и старшая дочь сидели в самом дальнем углу. Младшая, стоя в стороне, испуганно куталась в милоть. У двери полулежал мужчина. Лицо его было бледным от боли, а по щекам катились капли пота. Голубая милоть его быстро намокала кровью. Скрюченными пальцами он держался за живот. Нахор же стоял рядом с лежаком, склонившись над третьим хасидеем. Ноги того подергивались в агонии. Правая рука мелко била по лежаку. Мужчина громко и жутко хрипел. Наконец Нахор выпрямился, вытирая лезвие ножа об одежду. Повернувшись, он заметил Лота, улыбнулся скупо.

— Мы можем идти, — сообщил адмиец буднично и даже слегка скучно, словно попадал в подобные истории уже не раз. — Бери веревку. Нам следует поторапливаться.

— Да, да. Лот кивнул. До сих пор он воспринимал происходящее как дурной сон, но сейчас осознал с полной ясностью: это НЕ сон. Праведные только что уничтожили Адму. Хасидеи, никогда никого не убившие, никогда ничего не укравшие, никогда никому не солгавшие, в одночасье превратились в чудовищ. Лот не понимал этого. Ужас случившегося не укладывался у него в голове. Он растерялся, перестал понимать, что же делать дальше. Как жить. Кому верить. Автоматически, почти не осознавая, что делает, Лот потянулся за веревкой.

— Скорее, — поторапливал его Нахор. — Скорее, пока сюда не сбежалась половина Содома. — Веревка была спрятана под лежаком. Лот нащупал ее, сметая рукой пыль и паутину, достал, поднялся с колен. — Пойдемте. Нам еще предстоит добраться до стены. Прежде чем выйти из дома, он выглянул и осмотрелся, убеждаясь, что на улице никого нет. Лот же приобнял и прижал к себе младшую дочь, старясь успокоить ее. Он понял, что происходило в доме, и был благодарен адмийцу за спасение девушки, но легкость, с которой Нахор убивал, пугала его. Чем спаситель отличался от праведных? Точнее, от тех, кем стали праведные? Получалось, ничем. Они вышли на улицу и почти побежали в сторону Храма. Нахор шагал впереди, за ним шли жена и старшая дочь. Замыкал процессию Лот, прижимающий к себе младшую дочь. Несколько раз они натыкались на группы хасидеев и прятались в проулках. А однажды Лоту показалось, что кто-то наблюдает за ними из темноты еще нетронутой, безлюдной улицы. Он несколько секунд напряженно вглядывался в сумрак, но так никого и не увидел. Однако стоило им продолжить путь, как из крохотного закутка между стенами домов показалась сжавшаяся темная фигура. Человек огляделся и потрусил следом за беглецами, укрываясь за стенами домов, стараясь оставаться незамеченным.

— Быстрее, — то и дело поторапливал спутников Нахор. Храм наплыл внезапно, проступил светлым пятном из ночной мглы. Улица, ведущая к нему, все еще была пуста, хотя в самом ее начале лежал труп. Убийцы пока не добрались сюда, но раненый дошел, ища спасения. Лот и Нахор узнали мертвого. Это был Иосиф. Затылок его оказался раздроблен камнем, одна рука перебита, вторая вытянута в сторону Храма. Милоть на спине словно изжевана и пропитана кровью. Очевидно, он рассчитывал укрыться в Храме, но дойти у него не хватило сил.

— Господь услышал твои молитвы, Иосиф, — пробормотал сквозь зубы Нахор. — Теперь ты с Ним. Дома стояли темные, притихшие, словно напуганные дети. Наверное, внутри прятались люди, но у беглецов не было времени выяснять это. Выбиваясь из сил, они бежали к Храму. Им предстояло забраться на стену, пока путь еще не был отрезан. А где-то совсем рядом раздавались крики ярости и боли. Там убивали и насиловали. Там жгли дома и торжествовали. Там проливалась кровь и, разрастаясь на этой крови, крепло зло. Лестница, ведущая на городскую стену, располагалась сразу за Храмом. Карабкаясь по крутым ступеням, Лот оглянулся. Волна пламени плыла через Адму. Дальний край кипящего озера обрывался у городских ворот. Ревущий огонь уже захлестнул дома в западной и восточной частях города и, поглотив центр Адмы, быстро катился к южным окраинам. Он приближался. Ему уже не требовалась помощь людей. Пламя — жадный, безжалостный зверь — начало жить своей жизнью. Легкий ветер, налетавший с холмов, помогал ему.

— Не оглядывайся, — крикнул Нахор. — Адмы больше нет. И Лот послушно отвернулся. Нахор был прав. За их спиной полыхал город-мертвец. Покатые ступени наконец закончились, и беглецы оказались на гребне стены. Нахор опустился на колено, достал нож и, широко размахнувшись, вонзил его в дорожку между глиняными кирпичами. Остро отточенное лезвие вошло в необожженную глину по самую рукоять. Затем адмиец ловко привязал один конец веревки к ножу, а второй сбросил за стену, в темноту.