Гиль - [10]

Покидая Смоленск, Андрей Сакович, по-видимому, надеялся сохранить контроль над ситуацией, раз в городе остался маршалок Петрыка. Но фактически город оказался в распоряжении восставших: они утопили Петрыку в Днепре «и посадиша собе воеводу в Смоленску князя Андрея Дмитриевичь Дорогобужького». Новый смоленский «воевода» происходил из тверской ветви Рюриковичей — был внуком Еремея Константиновича, владевшего Клинским удельным княжеством. Его приглашение объяснялось тем, что он княжил в г. Дорогобуж, находившемся в Смоленской земле восточнее Смоленска, т. е. был ближайшим соседом смольнян. Как уже говорилось выше, в это время борьба за литовский великокняжеский престол была в самом разгаре, и приглашение Андрея Дорогобужского в этой обстановке показывает, что восставшие собирались освободиться из-под власти Великого княжества Литовского. При этом Андрей Дорогобужский сохранял какие-то связи с Тверским княжеством, что позволяло рассчитывать на его помощь. Вместе с тем он рассматривался не как «господарь», а всего лишь как «воевода».

Андрей Дорогобужский явился в Смоленск в апреле, а покинул город не ранее июля: в это время там, скорее всего, появился Юрий Лугвеневич. После того как 29 июня 1440 г. Казимир Ягеллон был провозглашен великим князем Литовским, смоленские бояре попытались вернуться в Смоленск, но в город их не пустили «черные люди», и им пришлось разъехаться по своим имениям, однако напряженность сохранялась: «И за тымь бысть бран велика межи бояр и черных людей». Таким образом, смоленские бояре признали Казимира великим князем, но пока никакой вооруженной помощи от него не получили. В первые месяцы его правления были восстановлены некоторые удельные княжества, ликвидированные ранее: так, в Киеве вокняжился Олелько Владимирович, а Мстиславская «отчина» была возвращена Юрию Лугвеневичу (Семеновичу), вернувшемуся из Новгорода. К этому знакомому им князю и обратились смольняне, видя, что силы смоленских бояр, вернувшихся в свои имения и активно приступивших к подавлению восстания, явно превосходят военный потенциал Андрея Дорогобужского. Мстиславское княжество соседствовало со Смоленской землей, значительно превосходило владения Андрея Дорогобужского, а значит, и военный потенциал Юрия Лугвеневича был выше. Чтобы укрепить свои позиции (причем не только в Смоленске, но и в Мстиславле) и ликвидировать напряженность в новых владениях, он приказал арестовать смоленских бояр, а их имения раздал своим боярам. Вдобавок к Мстиславлю и Смоленску Юрий, по сообщению Новгородской первой летописи, захватил еще и Полоцк с Витебском. Как и в других областях своего княжения, в Смоленске он стал «оспадаремь», т. е. полноправным правителем, а не просто воеводой. По-видимому, Смоленск стал его главной резиденцией.

Успехи Юрия Лугвеневича длились недолго. Трудные времена для него настали поздней осенью того же 1440 г., когда Смоленск осадило литовское войско. Правда, первое противостояние с ним закончилось в пользу князя Юрия, но уже само его стояние под Смоленском, а не под Полоцком или Витебском, говорит о том, что власть этого князя в подвинских землях оказалась непрочной. Вскоре решилась и судьба Смоленска и самого Юрия Лугвеневича: зимой, во время второго похода литовских панов, он бежал в Москву, а Смоленск был подчинен власти Казимира Ягеллона.

Меры, принятые для «замирения» Смоленска, дополняют важными подробностями летописный рассказ о самом восстании. Прежде всего это записи «Книги данин Казимира» с упоминанием «вечников», приведенные в начале статьи. Судя по ним, к «вечникам» применяются разные меры наказания: пятеро из них — Фролко Фразов, Офанаско, Сница (Дасница?), Нефедко Красельник и Вус — передаются вместе с их имуществом (скорее всего, движимым) во владение боярину Ходыке, четверо (Губа, Юрко, Колибака и не названный по имени) лишаются дворов. «Вечники» «Книги данин» — неоднородная в имущественном и правовом плане группа. «Вечниковы» дворы могли означать как загородные имения, так и городские дворы в Смоленске, также служившие объектами господарских пожалований. Таким образом, среди участников восстания были не только «черные люди». Это объясняет разнообразие наказаний, которым были подвергнуты восставшие: у более состоятельных конфисковывались владения, но они, в отличие от менее состоятельных, не лишались полноправного статуса. Хотя они и были изменниками, которым по литовскому праву грозили суровые наказания вплоть до смертной казни, у них оставались родственники и «приятели», с которыми государственной власти приходилось считаться. Однако такие составляли меньшинство восставших, а «черные люди» были в большинстве, раз для противостояния смоленским боярам, разъехавшимся по своим селам, им пришлось приглашать Юрия Лугвеневича с его боярами. С «черными людьми» власти меньше считались, и они подвергались наиболее суровым репрессивным мерам.

Восстание 1440 г. показало противоречия интеграции Смоленской земли в состав Великого княжества Литовского. С одной стороны, великокняжеская власть принимала достаточно разносторонние меры для достижения этой цели. Несмотря на ограничения прав православной знати Литовского княжества по сравнению со знатью католической, смоленские бояре уже в 1440 г. ассоциировали себя не просто с тем или иным великим князем, но с Литовским государством и его представителем — воеводой. С другой стороны, в Смоленске еще была жива память о независимости, и в случае социального конфликта это создавало угрозу для позиций Литвы в этом регионе. Реализоваться такая угроза могла лишь при определенном стечении обстоятельств: «черные люди» и поддержавшие их представители других групп населения продержались несколько месяцев лишь при помощи знакомых им мятежных князей с их военными отрядами, за прочными крепостными стенами и в условиях ощутимой слабости центральной власти, все внимание которой до поры до времени было направлено на удержание великокняжеского престола Казимиром Ягеллоном (об этом говорит хотя бы хронология событий: смольняне восстали 30 марта, Казимир был провозглашен великим князем 29 июня, а литовское войско подошло к Смоленску лишь 14 ноября). Стоило этим условиям измениться, как Смоленск вернулся под власть Литвы, причем, в отличие от других мятежных регионов княжества — Жемайтии и Волыни, центральная власть не шла на уступки восставшим, поскольку их социальный состав был иным.