Гиганты и тайна их происхождения - [39]

Стоило бы попытаться определить назначение этих сооружений, не забывая о том, что все идеи, которые удастся выдвинуть, будут лишь предположениями.

Менгиры

Словарь Лярус дает следующее определение менгира. Менгир (от кельтского «мен» — камень и «гир» — длинный) — вертикально поставленный камень, мегалитический памятник.

Название «менгир», происходящее из раннего бретонского, теперь используется повсюду во Франции. Раньше этот мегалит называли просто камень, иногда стоячий камень. Камни бывают самыми разными, длинными, с дырками, заостренными, с насечками.

По всему миру встречается множество камней. Во Франции их было огромное количество, об этом можно судить и по количеству мест, которым они дали свое имя, камень — «pierre» — Пьерфит, Пьерлат, Пьерфо, Перлон и т д. Те же названия встречаются в других языках и говорах в Провансе — Пер; в Италии — Пьетра; в Англии — Стоун, в Германии — Штейн.

Исходное имя забыто, однако похоже, что его можно обнаружить в некоторых названиях, таких, как Карлюкс, Кармо, Кармель. Иногда у менгиров есть собственные названия, как у той «затычки» в Нормандии, о которой я еще расскажу.

Хотя большинство этих камней не имели никакого священного значения, их участь оказалась печальной, когда их прежнее значение забыли, а суеверия стали приписывать этим реликриям прошлого, чьи вес и размеры казались превосходящими возможности человека, связь с дьяволом или гигантами.

Поскольку менгиры часто походили на те камни, о которые косцы затачивают свои косы и серпы, их стали называть: «Точильный камень Дьявола», «Точильный камень Гаргантюа» — так же, как некоторые «дольмены-столы» стали называть «Биткой Дьявола», «Биткой Гаргантюа» (имеется в виду бита для игры в классики).

Камни округлой формы стали называть «Дьявольскими какашками» — благодаря чувству юмора галлов.

Еще интереснее суеверие, связанное с некоторыми камнями, дожившее до наших дней. Они будто бы могут помочь бесплодным женщинам, если те потрутся соответствующим местом о такой камень За многие столетия камни были превосходно отполированы.

В сравнительно недавние времена, когда выше всего ценилось плодородие — шла ли речь о полях, скоте или людях, — многие стоячие камни связывались с идеей плодородия. И не только те, что походили на фаллос, но и просто круглые камни.

Камни, весящие иной раз десятки тонн, не перетаскивают и не устанавливают стоймя — с таким трудом — просто для украшения местности, как когда-то украшали «английские» сады фальшивыми развалинами.

Можно было бы предположить, что эти камни являются надгробными плитами, чем-то вроде «обелисков» на могилах святых, однако что тогда делать с «камнями плодородия», разве что допустить, что их ставили на могилах тех, кого Франсуа Вийон называл «Добрым Трахальщиком».

Возможно, что в относительно недавнюю эпоху продолговатые камни устанавливались как межевые знаки между полями, но на их счет не существует никаких легенд или суеверий, да и с идеей плодородия это никак не соотносится.

Возможно, камни устанавливались, чтобы отметить заключение договора, принесения клятвы, как, по сведениям Платона, делали это цари Атлантиды, устанавливая стелы там, где они подписывали указы и заключали союзы.

Все это возможно, так что вряд ли стоящие камни имели единственное назначение.

Нет такого объяснения, которое годилось бы на все случаи жизни. Однако.

Когда я путешествовал по Марокко, собирая материалы для репортажей об экономике страны, однажды на пути из Шишава (ах, какие там ковры) в Марракеш я завязал разговор с феллахом, который ковырял свое поле примитивным плугом, запряженным странной упряжкой из тощей-претощей коровы и не менее тощего верблюда.

Район был засушливый, но все-таки не совсем бесплодный.

В поле находились каменные блоки, большие но таких размеров, что человек, хотя и с трудом, мог бы их убрать.

Я присел на обочине, глядя на странную упряжку и удивляясь, что пахарь прикладывает столько усердия чтобы провести свое орудие между камнями.

Он заметил меня, мы обменялись приветствиями.

Со всей берберской вежливостью и церемонностью он спросил, все ли у меня благополучно У меня все было благополучно Я спросил его о том же. И у него все было благополучно. И у моей семьи. И у его семьи. Мы решили, что Аллаха следует возблагодарить за это. Мы это сделали.

Затем он сел рядом со мной, и мы заговорили о земле, об урожаях, об этом говорят все крестьяне на свете, сопровождая разговор жестами, которые давали нам возможность лучше понять друг друга. Так, на ломаном языке, обсуждая проблемы саранчи, аренды земли, трактора, о котором он мечтал, мы прекрасно друг друга понимали.

Я спросил его, почему он не уберет камни с поля. Он посмотрел на меня так, как будто Аллах лишил меня разума

Разве я не знаю, что когда Аллах призвал воду с небес или с Луны (роса), именно камни сохраняли ее, без них это поле было бы таким же бесплодным, как дорога.

Я запомнил его слова.

Эти камни поставил Аллах, для того чтобы земля была хорошей и урожаи были хорошими Неграмотный крестьянин умел отличить правду от лжи. Есть камни, которые отгоняют зло. Именно такие.