Гид - [32]

Шрифт
Интервал

И крашеная хозяйка Дома позволила себе вдруг политическую некорректность, явно перебрав в пафосе. Она воскликнула, обращаясь к публике:

– А вы как полагаете, кто правит сейчас Америкой? – с идеологическим напором вдруг спросила она.

Борзиков насторожился, но промолчал. “Еще этого мне не хватало! – думал он. – Мало того, что херню несут, Толмасов молчит, так она еще в политику полезла. Не надо мне этого!”

– Антихрист! – ответила она сама. – А мы давно уже под их дудку пляшем. С самого конца войны. С ЦК КПСС еще, еще с Никиты, а потом

Горбачев, а потом Ельцин, а уж теперь, что нашим демократам скажет

Буш, то и делают. Для того и землю они скупят, чтоб еще больше мы от них зависели. Когда царь был, он не позволял страну раскрасть. А теперь что? Я хочу, чтоб снова была монархия. Она одна нас спасет.

Недоуменно пожал плечами Кумыс Толмасов, но лицо было непроницаемо, а Фуят Мансуров, генерал, кивнул, мол, тогда и красную кровь обуздаем. Специалист по научному коммунизму Семен Вадимов, человек с одутловатым лицом, слова за весь вечер не сказавший, тут даже помрачнел. Козлобородый же захихикал и потер ручки. Журкин, разглаживая почему-то атласный воротник пиджака, был спокоен. Зыркин же хлопнул Костю по колену:

– Вот так, старик. Слушай, что народ думает.

Блондинка перевела дух, оглядела зал, плакат на стене “Выбор человечества: диалог или столкновение цивилизаций” и выпалила главное:

– Только Россия, а не Запад, во главе мировых цивилизаций сможет преодолеть их конфликт. Но Россией надо управлять! Вы, вы будете нашим монархом, царем, всемирным императором! – Она вдруг наклонилась и поцеловала Борзикова в плечо. – Вы – наш вожатый, наш фюрер, как говорили немцы! Наше все, как писал Аполлон Григорьев.

“Бесенята какие-то! Что за форум? – думал Костя. – Кто за ним, кто финансирует? И чего Борзиков хочет в итоге? Что он может предложить?

Истребление лягушек? Хотя почему нет? Чем это глупее крови и почвы в

Германии или истребления мух в Китае? Рюбецаля почему-то здесь нет, а он, – как уже догадывался Костя, – мотор Борзикова”. Где его густые усы, которые свисали, как у Ницше? Где сумрачный лик?

Хотелось бы увидеть, как, иногда сдвигая брови, смотрит он на своего сверхчеловека, и непонятно, радуется или печалится, глядя на него.

Такой взгляд он поймал в Гамбурге, когда Борзиков звук издал.

И Борзиков думал, что отсутствие Рюбецаля на совещании – плохой симптом. Прямо-таки зияющее отсутствие, это, по сути, была зияющая высота, как назвал бы такое Александр Зиновьев. Но Борзиков, если и нервничал, все же надежду еще сохранял. Рюбецаль обещал сегодня с ним решающий разговор иметь. “Давно пора. А не придет – напьюсь.

Сколько в завязке можно быть?! Какие все идиоты! – вдруг с тоской подумал Борзиков. – И Коренев, эта сволочь, так меня обрезал, помолчать не мог. Я и по-другому могу резать, на фронте научили, – добавил он про себя, хотя во время войны служил он в интендантском обозе. – За интеллигенцию обиделся, потому что сам интеллигент сраный! Плохо, если смутил он всех этих Толмасовых и Мансуровых!

Журкин-то никуда не денется, я ему нужен, кажется. А Коренева убить мало! Но надо подводить итог, вожжи не выпускать!”

И, подняв кверху руки, он возопил:

– Придурок я! Что за судьба – при дураках жить! Люблю я вас всех, иначе не взвалил бы на себя такую тяжелую ношу! Но разве политической власти я хочу?! Разве славы я добиваюсь? Славы у меня и так немало! Пригоршнями, пригоршнями готов всем вам раздать! Не в почве дело, а в корнях, которые скрепляют самую пустынную, самую бесплодную почву, перерабатывая ее в нечто, способное к продуктивной деятельности. Почему не принимаю я Запад? Да потому, что корни у него иссохли, что не сдерживают уже берега западной цивилизации, которые, расплываясь и расползаясь, превращаются в болото. И на этих болотистых берегах сидят и квакают лягушки, обквакивая нашу великую страну. Зато у них разложение, раздрызг, а у нас единство. Я не о президентстве речь веду. “Он управлял теченьем мыслей и только потому страной”, как сказал модный поэт Пастернак об одном из выдающихся людей прошлого столетия. Все говорят, что я великий человек. Не спорю. И потому моя задача – чтобы все русские люди стали такими же великими людьми. Но нам не нужны псевдоумники-интеллигенты, которые живут чужими мыслями и продают нас Западу! И сегодняшний разговор о лягушках просто пилотный проект, прощупывание важных тем. Что-то дальше будем искать!

Конечно, без Церкви нам не обойтись! Я уверен, что почтенное собрание…

Он закончил речь, и раздались несильные аплодисменты.

– Аплодируй, – зашептал Косте снова уже рядом сидевший Зыркин. – А то тебя неправильно поймут. Ведь не гордец же ты какой-нибудь!

Лидеру всегда аплодируют.

Но Костя покачал головой и для верности спрятал свои ладони под мышки. Дико ему было, и чувствовал он себя, как в кошмарном детском сне, где кто-то чужой пытается им управлять. Борзиков через весь зал очень неприязненно глянул на Костю и сдвинул брови.

Во время его речи в зал вдруг вошла пышнобедрая Алена в длинном платье, с темным бантом в волосах, будто нечто от гимназистки должно было проявиться в ней. Она встала рядом с мужем, положив правую руку на спинку его стула. Но вдруг поверх его головы поймала взгляд


Еще от автора Владимир Карлович Кантор
«Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского

В книге предпринята попытка демифологизации одного из крупнейших мыслителей России, пожалуй, с самой трагической судьбой. Власть подарила ему 20 лет Сибири вдали не только от книг и литературной жизни, но вдали от просто развитых людей. Из реформатора и постепеновца, блистательного мыслителя, вернувшего России идеи христианства, в обличье современного ему позитивизма, что мало кем было увидено, литератора, вызвавшего к жизни в России идеологический роман, по мысли Бахтина, человека, ни разу не унизившегося до просьб о помиловании, с невероятным чувством личного достоинства (а это неприемлемо при любом автократическом режиме), – власть создала фантом революционера, что способствовало развитию тех сил, против которых выступал Чернышевский.


Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции.


Крокодил

Роман, написанный в 1986 г. и опубликованный впервые в 1990 г., был замечен читающей публикой в России и Западной Европе. Зло приходит к нам, а спокойный, обывательский мир хоть и видит его, но не может поверить, что безусловное зло и в самом деле возможно.Первое отдельное издание романа выходит под присмотром автора.


В поисках личности: опыт русской классики

Здесь исследуется одна из коренных проблем отечественной литературы и философии 19 века «о выживании свободной личности» - о выживании в условиях самодержавного произвола, общественной дряблости, правового нигилизма и народного бескультурья.


Победитель крыс

Роман «Победитель крыс» — одно из произведений Владимира Кантора, доктора философских наук, автора романов «Два дома», «Крокодил», сборника повестей и рассказов «Историческая справка», а также нескольких книг по истории литературы и философии.То, что происходит в этой книге, — сон или явь? Или этот фантастический мир оборотней-крыс, подчинивших себе людей, просто бред больного подростка? Это уже решать читателю. Имеет ли отношение к нашей жизни борьба добра и зла, победа верности, чести, веры в себя? Наверное, поэтому автор и избрал жанр сказки — ведь только в сказке всегда побеждает добро.Роман лежит в русле традиций русской психологической прозы.



Рекомендуем почитать
Золотой обруч

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Огненный палец

«Иглу ведут стежок за стежком по ткани, — развивал свою идею учитель. — Нить с этой стороны — жизнь, нить по ту сторону — смерть, а на самом деле игла одна, и нить одна, и это выше жизни и смерти! Назови ткань материальной природой, назови нить шельтом, а иглу — монадой, и готова история воплощенной души. Этот мир, могучий и волшебный, боится умереть, как роженица — родить. Смерти нет, друзья мои!».


Длинное лето

Время действия – девяностые годы, место действия – садово-дачное товарищество. Повесть о детях и их родителях, о дружбе и ненависти. О поступках, за которые приходится платить. Мир детства и мир взрослых обладают силой притяжения, как планеты. И как планеты, никогда не соприкасаются орбитами. Но иногда это случается, и тогда рушатся миры, гаснут чьи-то солнца, рассыпаются в осколки детское безграничное доверие, детская святая искренность и бескорыстная, беспредельная любовь. Для обложки использован фрагмент бесплатных обоев на рабочий стол.


Длиннохвостый ара. Кухонно-социальная дрр-рама

Сапагины и Глинские дружили, что называется, домами. На праздники традиционно обменивались подарками. В гости ходили по очереди. В этот раз была очередь Глинских. Принимающая сторона искренне радовалась, представляя восторг друзей, которых ждал царский подарок – итальянская кофемашина «Лавацца». О том, как будут радоваться сами, они не представляли…


Кто скажет мне слова любви…

Нет у неё больше подруг и не будет. Можно ли считать подругой ту, которая на твоих глазах строит глазки твоему парню? Собственно, он уже не твой, он уже её, а ты улыбаешься и делаешь вид, что тебе безразлично, потому что – не плакать же при всех…В повести нет эротических сцен, она не совсем о любви, скорее – о нелюбви, которая – как наказание, карма, судьба, спорить бесполезно, бороться не получается. Сможет ли Тася разомкнуть безжалостный круг одиночества, сможет ли вырваться… Кто скажет ей слова любви?


Мотыльки

Друзья детства ― двое мальчишек и девчонка-оторва давно выросли и разбежались, у каждого из них теперь своя жизнь, но кое-что по-прежнему связывало всех троих…