Гиблая слобода - [5]
2 Жан — Пьер Шаброль
17
Ну, а эти ворота были поцарапаны как‑то ночью, в бурю. Парень, позже всех вернувшийся домой, плохо задвинул засов.
Помятая реклама фирмы Мишлена — живое напоминание о призывниках прошлого года, которые здорово вспрыснули официальное признание своих физических достоинств и на этом раскрашенном листе жести испробовали силу своих мускулов.
Здесь недостает кирпича, там бесследно исчез камень, а заменить его не было ни времени, ни денег. Штукатурка осыпается, и каждую зиму на крышах домов не хватает все больше черепиц. Язык нищеты, все разъедающей, точно ржавчина, понятен каждому, кто умеет читать, как книгу, летопись этих жалких домишек…
Над шоссе протянута стальная проволока, прикрепленная к крышам домов. На ней висят фонари. Но с тех пор, как мамаша Мани занялась галантерейной торговлей и продает резинки для подвязок, несколько электрических лампочек было разбито, и ночью, когда ветер раскачивает уцелевшие фонари, на мостовой танцуют горбатые тени прохожих.
Небесно — голубое одеяло семейства Вольпельер лежит на подоконнике супружеской спальни. Вольпельер — шофер грузовика. От его получки в первый же день не остается ни гроша: все деньги идут на уплату долгов бакалейщику. В этой семье живут в счет будущего месяца; и все же, несмотря на уйму забот — трое ребят, стирка белья, долги, — причудам мадам Вольпельер нет конца; действие их подобно солнечным ожогам: сперва чувствуешь только приятное щекотание, потом не можешь спать по ночам от нестерпимого жжения, а под конец кожа начинает слезать клочьями. Ка к‑то в начале месяца мадам Вольпельер приобрела роскошное пуховое одеяло, крытое небесно — голубым атласом. С тех пор каждое утро, встав с постели, она раскладывает одеяло на подоконнике, чтобы все могли им любоваться, и оно лежит там до темноты. Мадам Вольпельер хвастается своей покупкой так, словно приобрела целый дом. Она убирает одеяло лишь в самый сильный дождь, да и то оставляет окно открытым, чтобы Удоны, живущие на втором этаже напротив, могли видеть, как оно красуется на супружеской кровати. К рождеству мадам Вольпельер купила для своего старшего сына в рассрочку велосипед и сразу же, пятого декабря, принесла подарок к родителям Жако — соседям Удонов. «Знаете, где бы я ни спрятала велосипед у себя дома, ребята все равно найдут его до двадцать четвертого», — объяснила она. Она по нескольку раз в день забегала к Леру, чтобы продемонстрировать велосипед остальным соседям. Двадцать пятого декабря мадам Вольпельер обрядила своего старшего мальчика, как эскимоса — как бы он не озяб, разъезжая по Гиблой слободе на своей блестящей новенькой машине. Мадам Вольпельер всегда ходит, гордо подняв голову, и старается правильно выговаривать слова. В первое воскресенье каждого месяца она печет сладкий пирог и ставит его студить на подоконник для всеобщего обозрения. Муж боготворит ее, одобряет все ее безумства. Он все еще видит в этой крупной женщине с полными плечами, полной грудью и полными бедрами резвую непосредственную девушку. У мсье Вольпельера длинные вьющиеся волосы; по выходным дням он облачается в узенькие брючки и светлую куртку, чтобы быть под стать жене, которой, по его мнению, свойственна милая непринужденность. Своих детей он балует так, словно они принцы крови. Проезжая с грузом по Гиблой слободе, Вольпельер в полдень обязательно завернет домой пообедать. Он ставит грузовик перед дверью и разрешает своим ребятам играть в кабине и забавляться сколько душе угодно автомобильным гудком.
Муж и жена Мунин, на первый взгляд, очень милы. Оба молодые, небольшого роста. Сначала они приехали в Гиблую слободу на субботу и воскресенье. Проработали эти два дня от зари до зари, чтобы привести в порядок нижний этаж дома по соседству с Вольпельерами. Обширное полуподвальное помещение они превратили в две вполне приличные комнатки и вскоре там обосновались. В следующее воскресенье соседи уже наблюдали, как они красили в зеленый цвет ставни. Мунин поженились совсем недавно и живут очень замкнуто. Муж работает электротехником, жена — машинисткой. Их мирок ограничен покупкой вещей в кредит у фирмы «Семёз». В первый месяц они приобрели комод, в другой — часы с боем. Как‑то днем заметили, что муж вешает на окна шелковые занавески цветочками. А однажды утром, когда он открыл окно, из глубины квартиры донеслись звуки радио: супруги купили радиоприемник. Весной они достали по случаю мотоцикл «теро» 1938 года с двигателем в 350 кубиков. У него было не в порядке магнето. Мунин сам все починил. А через месяц муж и жена уже щеголяли в спортивных костюмах на молнии, одинакового покроя и цвета. Они стали совершать небольшие прогулки по долине, чтобы испытать свою машину. Едва только раздавался треск мотоцикла, как все обитатели Гиблой слободы подбегали к окнам и ободряюще улыбались супругам. А те ничего не замечали, где уж там: смотрят друг другу в глаза да платят взносы за купленные в кредит вещи. Из‑за этих‑то взносов Мунин не бросил работы во время всеобщей забастовки. Поезда не ходили, и он поехал в Париж на мотоцикле, а по дороге завез в учреждение жену. В тот день все обитатели Гиблой слободы тоже стояли у окон, но они уже не улыбались. После этого целую неделю никто не здоровался с супругами Мунин, но это их, по — видимому, нимало не тревожило. Они были слишком поглощены собой. Потом все уладилось. Не станешь же вечно ходить насупившись!
Предлагаемая книга, итог пребывания французского писателя Жан-Пьера Шаброля в Японии, поражает тонкостью наблюдений жизни японского народа, меткостью характеристик и обилием интереснейших сведений; написана она с большим юмором.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.