Гибельные боги - [12]

Был понедельник, и вечером Джустиниани вышел по делу, которое считал неотложным. Он направился в небольшое, но весьма солидное ателье в районе площади Трилусса, которое ему рекомендовал Тентуччи. Сделал большой заказ, ибо понял, что носить фраки и сюртуки Джанпаоло просто не сможет: на том, что он надевал на похороны, несмотря на все старания, за день носки разошлись швы на подкладке, остальные были не лучше, только один сюртук, который был на нем, не давил в плечах. В итоге после долгих примерок и придирчивого выбора тканей для жилетов, он остановился на строгом драпе и французской чесуче, заказал несколько десятков черных шелковых рубашек, и, заплатив аванс, зашел в шляпную мастерскую. Здесь дело пошло быстрее, он быстро оформил заказ, и направился к Понте Систо.

Уже стемнело, луна нависала над Римом огромным серебристым цехином, Винченцо проследил взглядом абрис темных строений галереи Спада, и тут, опустив глаза к мосту, замер. В лунном свете высокий парапет был странно искривлен черной тенью. Джустиниани замедлил шаги и остановился. Здесь явно кого-то ждали.

Оказалось — его. Навстречу выскочили двое бандитов и ринулись к нему. Будь их нападение внезапным, ему бы несдобровать, но теперь Винченцо проворно уклонился от первого браво, одновременно резким движением отпихнув его к перилам моста, и напрягся в ожидании второго. Джустиниани заметил в его руке нож, но тут оказалось, что напарник негодяя не сумел удержать равновесия и, несколько секунд балансируя руками и крича, все же свалился в воду. Крик его отвлек нападавшего. Воспользовавшись минутой замешательства, Джустиниани выбил нож из его руки и бросился на головореза, но тот с ловкостью белки увернулся и кинулся бежать к палаццо Фарнезе.

Винченцо подобрал нож и, подойдя к перилам, перегнулся за них. Воды Тибра бесстрастно струились внизу, отражая лунную рябь и черное небо. Куда пропал браво? Кто подослал мерзавцев? Зачем? Винченцо пожал плечами, в свете фонаря с досадой рассмотрев порванный рукав сюртука, последний из гардероба Джанпаоло, что налезал на него, потом — нож со сверкающим лезвием и тяжелой рукоятью, на которой выделялись буквы, неожиданно совпавшие с его собственными инициалами: «G. V.» Ну, что же…

Поразмыслив дорогой, он пришел к выводу, что его просто с кем-то спутали, однако, дал себе слово без оружия больше из дома не выходить. Он знал ночной город, мало чего боялся, но дурные неожиданности предпочитал встречать с пистолетом.

Впрочем, очарованный красотой и свежестью весенней ночи, он быстро забыл этот нелепый эпизод.

Джустиниани уже был за несколько кварталов от дома, когда услышал свое имя: его окликал граф Массерано. Судя по костюму, его сиятельство возвращался из оперы. Он был один, без супруги.

— Дорогой Винченцо, счастлив встретить вас! — Вирджилио приказал кучеру остановиться, вылез из кареты и тут обратил внимание на испорченный сюртук Джустиниани, — что это с вами? — Джустиниани отметил, что у Массерано усталый вид, словно после ночи бессонницы.

— Шантрапа разгулялась, — пожав плечами, ответил он, ибо не хотел ничего рассказывать Вирджилио, но тот уже тянул его к себе, благо они были в двух шагах от подъезда его дома.

— Вам нужно выпить коньяка, Джустиниани, вы так бледны…

Винченцо не хотел никуда заходить: бледным он был всегда, сколько себя помнил, разве что лунный свет мог немного усугубить белизну кожи, коньяка же вовсе не хотел, скорее, предпочел бы что-нибудь прохладительное. Однако обижать графа тоже не хотел, и они вошли в гостиную. Пока Вирджилио звонил слугам и распоряжался принести вино и коньяк, Джустиниани подошёл к книжным полкам и тут заметил на столике раскрытый том Шекспира. Несколько строк были отчеркнуты карандашом.

   «Жизнь — это только лишь комедиант,

  Паясничавший полчаса на сцене

  И тут же позабытый, это повесть,

  Которую пересказал дурак:

  В ней много слов и страсти,

   Нет лишь смысла»,

— прочел Винченцо.

— Любите Шекспира? — спросил он у Массерано. Джустиниани плохо знал графа, в юности тот казался ему стариком, они никогда не сталкивались близко, однако, увидев его на похоронах, отметил, что Вирджилио сильно сдал за последние семь лет.

Граф поморщился.

— Да нет, просто… — он смутился. — Просто задумался, когда-то в юности читал… Но… грустно. Для чего дается человеку мысль, когда она всюду натыкается на смерть? Чтобы понять, что могила ему отец, а черви — братья? Глуп человек, когда может веровать в какой-то смысл жизни. Сейчас д урачки говорят о прогрессе. Идиоты. Там, где есть смерть, никакого прогресса нет. А если и есть, то это только проклятый прогресс в ужасной мельнице смерти. Человек — маленький светлячок в непроглядной ночи, гонимый непонятным беспокойством, он мчится из мрака в мрак, но вершина ужаса в том, что величайший мрак есть наименьший, а дальше… бесконечность мрака. Этот, — Массерано ткнул в том Шекспира, — это понимал.

Джустиниани удивился. Он видел, что граф нездоров и чем-то расстроен, но его горестные пассажи были чрезмерно унылы. Винченцо понял, что Массерано нетрезв — вокруг него клубились коньячные пары.