Гибель Византии - [26]

Там их и подстерегли объединенные дружины морейских князей Фоки и Димитрия.

В кровавой сече турецкий авангард был полностью истреблён, а сам Ахмед со своими приближенными попал в плен.

Разгром передового полка был настолько внушителен, что Турхан-бей, оставив свои первоначальные планы, спешно вывел войска обратно к заливу и, рассредоточив солдат по захваченным ранее областям Пелопоннеса, стал выжидать распоряжений султана, попутно ведя нелегкие переговоры с князьями о выкупе сына.

И всё же, несмотря на неудачу, османское войско сыграло именно ту роль, для которой и было предназначено. Между Фокой и Димитрием вновь вспыхнули разногласия: младший звал брата на помощь Византии, но тот возражал, справедливо указывая, что переправив воинов в Константинополь и имея у себя за спиной еще не разбитого и сильного противника, они сами, своими руками предадут Морею во власть хозяйничающих шаек османов.

Спустя два месяца после возвращения Кантакузина из Генуи в залив Золотого Рога вошли два тяжело груженных судна.

Горожане и моряки на пристани во все глаза смотрели, как массивные галеры с провалами орудийных бойниц по бортам величаво разворачивались под дружный всплеск длинных рядов весел. На мачте одного из кораблей, рядом с генуэзским флагом, развевался командирский вымпел с изображением родового герба в виде узорного щита, на фоне лазоревого поля которого рука в стальной шипастой перчатке душила жалящую её змею. Это прибыл завербованный Кантакузином, при посредничестве галатских купцов, отряд генуэзских наемников во главе со своим кондотьером Иоганном Джустиниани, прозванного за свой немалый рост Лонго — Длинный.

Об этом человеке слагались легенды — сама Удача, казалось, искала его, следовала за ним по пятам. Участник многочисленных сражений, непревзойдённый специалист по взятию и обороне крепостей, изучивший до мельчайших деталей военные уловки противника — уже одно имя его вселяло надежду. Не только он — семь сотен испытанных в сражениях солдат казались горожанам железным стержнем, вбитым в уже рушащиеся стены Империи. Ну как тут не уверовать в благосклонность Провидения? И никто в то время не мог и предположить, какую роковую роль сыграют генуэзские ландскнехты в последующих событиях.

Толпа ликовала, теснясь на причале. Наиболее нетерпеливые бросались в лодки и плыли, испуская радостные крики, навстречу галерам. Со стен в приветственном салюте грохотали пушки и реяли полотнища знамён. Корабли с шумом сбросили якоря. На пристань перекинули мостки и под скрип дощатых трапов с палуб на землю непрерывной вереницей стали спускаться воины, чьи тела как будто бы срослись с кольчугой и броней, а шлемы казались продолжением голов. Растолкав толпу налитыми силой плечами, они высвободили большую площадку и тут же принялись разгружать трюмы своих кораблей.

Перед изумленной публикой вырастали горы оружия и хитроумных приспособлений ратного ремесла. Среди связок копий и алебард, дротиков, стрел для арбалетов лежали утыканные острыми гвоздями брёвна с колёсами по краям; отдельными кучками распределялись запасные мечи, палаши и огромные двухлезвийнные топоры для уничтожения осадных сооружений. Рогатины, защитные сети, строенные зазубренные крючья с мотками верёвок на концах, плавильные котлы, слитки металла и бочонки с порохом — всё это сортировалось и складывалось прямо на земле, поражая воображение горожан, отвыкших от вида такого количества и разнообразия орудий убийства, а также средств защиты от него.

Сгибаясь под тяжестью, воины выволокли с кораблей несколько малых катапульт и похожих на большие арбалеты баллист, способных метать до сотни стрел одновременно. Наёмники были сумрачны и деловиты: не отвечая на заигрывание городских праздных девиц, отмалчиваясь на приветствия проживающих в Константинополе соотечественников, они быстро опустошали трюмы своих галер, изредка перебрасываясь короткими отрывистыми фразами.

Выгрузкой руководил рослый широкоплечий человек с густой смолистой бородой на массивной челюсти и сплюснутыми на макушке, поредевшими от частого ношения шлема волосами. Его зычный голос был слышен издалека; ткани одежды трещали под напором крепких мышц; загорелые, изрезанные шрамами и морщинами черты лица казалось навсегда застыли в маске непреклонной решимости.

— Это он! Это он! — возбуждённо неслось среди горожан, и они, вытягивая шеи и приподнимаясь на носки, старались получше рассмотреть прославленного воина.

Делегация представителей Галаты растерянно топталась на месте, лишенная возможности приблизиться с приветственным словом к Джустиниани — кондотьер беспрерывно перемещался между кораблями и выгружаемым снаряжением, отдавая распоряжения и приказы своим подчиненным. Наконец, улучив момент, глава делегации преградил ему дорогу. Лонг остановился, смерил негоцианта с ног до головы цепким взглядом, от которого генуэзцу стало слегка не по себе.

Преодолев смущение, но всё же чуть запинаясь, представитель колонии произнёс заготовленную речь. Джустиниани слушал молча, не отрывая глаз от продолжающейся разгрузки, всем своим видом выражая раздражение занятого делом человека, вынужденного ради пустых приличий терять драгоценное время.