Гибель веры - [44]

— Нет, я думаю, кто-то пытался ее убить. И кто-то запустил эту историю про деньги. Все, что ты когда-либо рассказывал мне о ней, свидетельствует: невозможно, чтобы она крала или лгала. И сомневаюсь, что те, кто знают ее, поверят в это. Только если эта история исходит от кого-то облеченного властью. — Она взяла его стакан, отпила и поставила на место. — Забавно, Гвидо, что я сейчас слушала то же самое.

— Что «то же самое»?

— В «Цирюльнике», замечательная ария — только не перебивай меня и не говори, что там полно таких. Я о той, где этот, как его… Дон Базилио, учитель музыки, говорит о клевете, о том, как она разрастается и как в конце концов тот, кого оболгали… — и Паола ошеломила Брунетти, пропев последние слова басовой арии богатым сопрано: — «Avvilito, calpestrato, sotto il pubblico flagello per gran sorte va а crepar» [26].

Она еще не допела, а дети уже торчали в кухонных дверях, глядя в изумлении на мать. Когда Паола замолкла, Кьяра выпалила:

— Мама, а я и не знала, что ты так поешь!

Паола посмотрела не на дочь, а на мужа и ответила:

— Всегда есть что открыть для себя в людях, которых вроде бы хорошо знаешь.

К концу трапезы всплыла тема школы, и с неизбежностью перехода дня в ночь Паола спросила Кьяру про уроки религии.

— Я бы не стала на них ходить. — И Кьяра взяла яблоко из вазы с фруктами в середине стола.

— И почему вы не разрешаете ей не ходить туда?! — вмешался Раффи. — Все равно пустая трата времени.

Паола оставила его высказывание без внимания.

— Почему ты так говоришь, Кьяра?

Та лишь пожала плечами.

— Уверена, что у тебя есть дар речи, Кьяра.

— Ой, хватит, мам! Когда ты начинаешь говорить со мной таким тоном, я уже знаю — ты не станешь слушать ничего, что я скажу.

— И что же это за тон, позвольте узнать? — осведомилась Паола.

— Вот этот самый! — отбрила Кьяра.

Паола безмолвно обратила взор на мужскую часть семьи в поисках поддержки — недозволенная атака со стороны младшего чада, — но встретила столь же молчаливое суровое осуждение. Кьяра, пригнувшись, чистила яблоко, кожуру снимала единой полоской, ее уже хватило бы, чтобы протянуть через стол.

— Извини, Кьяра, — проговорила Паола.

Та метнула на нее взгляд, удалила остаток кожуры, отрезала кусок яблока и положила на ее тарелку.

Брунетти решил — время возобновить переговоры:

— Почему ты не хочешь ходить на занятия, Кьяра?

— Раффи правильно говорит: трата времени. Я запомнила весь катехизис в первую неделю, и все, что мы делаем, — рассказываем его наизусть, когда он нас спрашивает. Скучно — лучше почитала бы или сделала другие уроки. Но хуже всего — он не любит, когда мы задаем вопросы.

— Какого рода вопросы? — Он как раз получил последний кусок яблока, а Кьяра взяла чистить другое.

— Ну, сегодня, — она сосредоточила внимание на ноже, — он говорил, что Бог — наш отец, и все повторял: «Он», «Его» и так далее. И я подняла руку и спросила: Бог — дух или нет. Он сказал — да, дух. Тогда я спросила, правильно ли, что дух отличается от человека потому, что у него нет тела, он нематериален. Он согласился, а я задала вопрос: как Бог может быть мужчиной, если он — дух и у него нет ни тела, ничего.

Брунетти над опущенной головой Кьяры бросил взгляд на Паолу — опоздал: на лице ее нет и следа торжествующей улыбки.

— И что сказал падре Лючано?

— Ой, он прямо набросился на меня. Сказал — я что-то из себя изображаю. — Посмотрела на него, забыв о яблоке. — Но я ничего не изображаю, — правда, хотела узнать. Не понимаю этого: в смысле — Бог не может быть сразу и тем и тем, разве… — Поймала себя на том, что чуть не использовала обсуждаемое местоимение. — Разве это возможно?

— Не знаю, ангел мой, с тех пор как я это все учил, прошло много лет. Думаю, Бог может быть всем, чем захочет. Он, видимо, настолько велик, что наши мелочные правила насчет реальности вещества и нашей крохотной вселенной ничего для него не значат. Ты об этом не думала?

— Нет, не думала. — Она отодвинула свою тарелку, поразмыслила. — Наверно, такое возможно. — Опять пауза на раздумья. — Можно я пойду делать уроки?

— Конечно. — Он протянул руку и взъерошил ей волосы. — Если будут затруднения с математикой, серьезные, — приноси мне.

— А что ты сделаешь, папа, — расскажешь мне, что не можешь помочь, потому что с тех пор, как ты учился в школе, математика стала совсем другой? — со смехом спросила Кьяра.

— Разве не так я всегда поступаю с твоей домашней работой по математике, дорогая?

— Да. Наверно, ты и не можешь иначе?

— Боюсь, что так. — И он откинулся на спинку стула.

Глава 13

Вечером Брунетти посвятил себя чтению ранних отцов церкви — форме досуга, которой обычно не слишком увлекался. Однако вторжение религиозной темы в личную и в профессиональную жизнь не в его силах предотвратить. Начал с Тертуллиана, но немедленно возникшая неприязнь к этому напыщенному пустословию заставила его перейти к писаниям Святого Бенедикта. Тут он набрел на такой пассаж: «Муж, коего ведет неумеренная любовь, столь страстно соединяющийся со своей женой, что даже если бы она не была женой ему, а он все равно хотел бы ее иметь, творит грех».

— «Иметь»? — произнес он вслух, поднимая глаза от страницы и надеясь воздействовать на Паолу — сидит подле него, почти засыпает над заметками к уроку, который ей предстоит завтра провести.