Гибель веры - [41]

— Это дневная комната, — без необходимости пояснила сестра Клара.

Оставив Брунетти, приблизилась и подняла журнал, который вывалился из руки старой женщины, отдала его ей и задержалась немного поговорить. Он услышал несколько подбадривающих слов на венецианском диалекте и обратился к ней тоже на диалекте:

— А тем домом, где сейчас моя мать, тоже управляет ваш орден?

— Это какой? — спросила она, как видно, не из любопытства, но по привычке выражать сочувствие. Что ж, это естественно при том, чем она занимается.

— В Доло.

— А-а… да, наш орден там уже много лет. Почему вы хотите перевести мать сюда?

— Так будет ближе и ко мне, и к брату. Может быть, и жены наши более охотно станут к ней заходить.

Клара кивнула, — кому как не ей знать: неохотно посещают люди стариков, особенно если это не их родители. Проводила его обратно по коридору и во двор.

— Там много лет была одна сестра… кажется, ее перевели сюда, примерно год назад, — молвил Брунетти рассчитанно небрежно.

— Да, и как ее звали? — На этот раз в голосе вежливое любопытство.

— Сестра Иммаколата. — Он глядел на нее с высоты своего роста — как отреагирует.

Не уловил — то ли споткнулась, то ли слишком сильно топнула по неровному мощению.

— Вы ее знаете?

Явно борется с собой, чтобы не лгать. Наконец сказала «да».

Делая вид, что не заметил ее реакции, он стал доверительно объяснять:

— Эта сестра очень добра была к моей матери, вот она и привязалась к ней. Мы с братом с такой радостью узнали, что сестра здесь. Она, ну, вы понимаете… вроде как успокаивающе действовала. — Опять кинул взгляд сверху. — Уверен, вам-то известно, как это бывает со стариками. Иногда они… — и не договорил.

Сестра Клара открыла очередную дверь:

— А это кухня.

Брунетти осмотрелся — надо проявить интерес.

Закончив инспекцию кухни, пошли в противоположном направлении — к лестнице.

— Пациентки там, наверху. Синьора Вьотти сегодня уехала с сыном на денек, так что вы можете посмотреть ее комнату.

Брунетти не стал говорить сестре, что, по его мнению, подумала бы об этом синьора Вьотти, и последовал за ней по еще одному коридору — этот окрашен в светло-кремовый цвет с теми же вездесущими поручнями.

Клара открыла дверь, и он заглянул в комнату и произнес все, что полагается говорить при встрече с уютной стерильностью. По окончании этой процедуры сестра опять направилась к лестнице.

— Прежде чем повидать мать-настоятельницу, я хотел бы поздороваться с сестрой Иммаколатой, — выразил желание Брунетти и поспешно добавил: — Если возможно, конечно, — если не буду отрывать сестру от ее обязанностей.

— Сестры Иммаколаты здесь больше нет, — сообщила она сдавленным голосом.

— О, как жаль, грустно это слышать. Моя мать будет очень расстроена. И брат тоже. — Попытался придать голосу интонацию покорности, — он мыслит философски. — Но дело Господне надо делать независимо от того, куда нас направляют. — Монахиня никак на это не отозвалась, и он поинтересовался: — Что, ее перевели на работу в другой дом престарелых, сестра?

— Ее больше нет с нами.

Он резко остановился, будто в изумлении:

— Умерла? Господи Боже, сестра, это ужасно! — Потом, вспомнив о благочестии и о том, что оно предписывает, прошептал: — Да помилует Господь душу ее!

— Да помилует Господь душу ее, истинно так. — И обернулась к нему. — Она ушла из ордена. Не умерла. Один пациент застал ее за кражей денег из его комнаты.

— Господи, какой кошмар! — воскликнул Брунетти.

— А когда он поймал ее, она толкнула его на пол и сломала ему запястье. Потом ушла, просто исчезла.

— Полицию вызывали?

— Нет, по-моему. Никто не хотел устраивать скандал.

— Когда это случилось?

— Несколько недель назад.

— Ну, думаю, надо сообщить в полицию. Такая личность не должна гулять на свободе. Воспользоваться доверием и слабостью стариков… это отвратительно.

Сестра Клара воздержалась от ответных комментариев. Впустила его в узкий холл, повернула направо и остановилась перед тяжелой деревянной дверью. Постучалась, услышала изнутри голос, открыла дверь и вошла внутрь. Через несколько секунд она появилась:

— Мать-настоятельница примет вас.

Брунетти поблагодарил ее:

— Permesso. — И ступил внутрь, закрыв за собой дверь — узаконил свое присутствие здесь.

Огляделся: практически пусто, единственное украшение — огромное резное распятие на дальней стене. Возле него стояла высокая женщина в орденском облачении с соответствующих размеров крестом на широкой груди. Выглядела она так, будто пребывала до того на коленях перед распятием и только что поднялась. На Брунетти смотрела без любопытства и без энтузиазма.

— Да? — проговорила она так, будто он оторвал ее от интереснейшей беседы с джентльменом в набедренной повязке.

— Я спрашивал, можно ли поговорить с матерью-настоятельницей.

— Я — мать-настоятельница ордена. Что вам угодно?

— Мне бы узнать немного об ордене.

— С какой целью?

— Чтобы лучше понимать вашу святую миссию, — ответил он абсолютно нейтральным тоном.

Она двинулась от распятия к креслу с жесткой спинкой, слева от пустого камина. Опустившись в него, указала Брунетти на кресло поменьше, слева от нее. Он уселся лицом к ней.

Настоятельница долгое время ничего не говорила — знакомая ему тактика: обычно провоцирует человека заговорить, причем необдуманно. Молчал, изучая ее лицо: в темных глазах светится ум, тонкий нос говорит об аристократизме или аскетизме.