Гибель Урании - [19]
— Те, кто скрываются от полиции, те, кто собираются совершить преступление, покупайте освобождение от бывших и будущих грехов! Только один дайлер! Один дайлер!
Айт машинально сунул руку в карман комбинезона… и густо покраснел. Нет, не потому, что денег не было. Проклятые привычки — они так укореняются!
В детстве Айт урывал от желудка дайлер, чтобы купить лотерейный билет, и, как праздника, ждал тиражного сообщения. Юноша Айт уже скептически улыбался, но билеты покупал, ибо все-таки надеялся на счастливый случай. Тратил несколько дайлеров на лотерею и инженер Айт. Действительно, хоть и очень мизерная, но возможность выигрыша все-таки была. Но бывший каторжник БЦ-105 уже не возьмет из рук мистера Кейз-Ола ничего, даже спасения от смерти!
Худой, пожилой мониец, что сидел рядом Айта, истолковал его движение по-своему:
— Вот так всегда… самый богатый человек Монии предлагает тебе ежемесячно: отдай один дайлер и возьми миллион!.. Сунешься в карман — а там не хватает какой-нибудь мелочи, чтобы купить этот выигрышный билет… — Он пошарил в кармане и вздохнул: — великий человек мистер Кейз-Ол! Щедрый!
Айта как ножом пырнули в грудь:
«Большой?! Щедрый?! Бедное, забитое существо, ты даже не подозреваешь, что после каждого тиража Кейз-Ол кладет себе в карман несколько миллионов дайлеров чистой прибыли!..»
— Могучий человек!.. — тоскливо вел свое старик. — Что мы против него? Насекомые!.. Захочет — осчастливит. Захочет — раздавит…
«Нет, не насекомые! — хотелось воскликнуть Айту. — Кейз-Ол — один на свете, но и инженер Айт существует! И ты еще узнаешь обо мне, когда, как насекомое будет раздавлен Кейз-Ола! Это сделаю я. Я!»
Видимо, в тысячный повторял Айт этот монолог, что стал уже клятвой, стимулом к борьбе. Но если до сих пор в его словах звучала холодная решимость, неумолимая непримиримость, то сейчас в них прозвучала только жалкая дерзость. И он забеспокоился: что случилось? Неужели этот мужчина пробудил недоверие к собственным силам?
«Нет, как насекомое, будет раздавлен мистер Кейз-Ол!..» — хотелось крикнуть Айту. А в ушах невольно звучали тоскливые интонации голоса старого монийца.
Каким простым казалось все там, на «Звезде Кейз-Ола»: только бы освободиться, и тогда…
А произошла обычная вещь: там, на «Зоре Кейз-Ола» все казалось чрезвычайно простым — чтобы только освободиться, а тогда… тогда…
Ну, а что же тогда?.. Тебя послали на каторгу за первую же попытку отомстить Кейз-Олу. Ты бежал. Сидишь в вагоне подземки, тревожно оглядываясь вокруг, и нет у тебя даже ста дайлеров, чтобы купить хоть самый простой пистолет… Так как же ты раздавишь этого ненавистного Кейз-Ола, если даже увидеть его невозможно?
Айт вышел из вагона электрички и, не имея ни одной монеты, пошел пешком через весь Дайлерстоун в наиопаснейший район города — Броклайн.
Сообщников — нет. Надеяться на чью-то помощь не приходится. И становится жутко. Поэтому и звучат в ушах тоскливые интонации голоса старого монийца, и в угрозах в адрес Кейз-Ола звучит только жалкая дерзость.
Тоскливо было в Айта на душе, когда он подошел к мрачному, облупленному дома на Броклайн, 716.
— «Мастер Корк», — прочитал он на ржавой табличке у въезда во двор. — «Гараж».
Нет, этот мастер, пожалуй, вряд ли выкует ключ к дворцу мистера Кейз-Ола.
Инженер Айт меняет личность
Погас, потускнел экранчик, может, чтобы дать покой зрителю, а может, перезаряжал кассеты. Павел Седых сидел ошеломленный, не способный сделать хоть одно движение.
Биофильм пирейцев так повлиял на юношу, что в его душе все еще бушевали гнев и ненависть против неизвестного мистера Кейз-Ола. Никакие книги, никакие фотографии не могли дать более яркого представления о чужой далекой планете, чем это сделал биоскоп.
Юноша очень устал. Ему казалось, что он сидит в этом кресле уже несколько суток. Хотелось есть и спать.
«Погоди… А те серые безвкусные шарики, которые сковывают тело и дают мозгу особую ясность мысли? Не помогут они сейчас?»
Серыми шариками заведовала четвертая кнопка слева на нижней стороне щита. Юноша нажал на нее — и очередные щупальца охотно накормили и напоили его.
Чувствуя приближение знакомого состояния сладкого оцепенения мышц, Павел быстренько устроился в кресле, вытянув ноги, и включил экран. На мгновение все вокруг снова затянула мгла. Потом она развеялась.
Полумрак. Тревожно мечется пламя немногочисленных факелов. Суетливо прыгают на влажных каменных стенах круглого высокого помещения зловещие тени. Люди в черном стоят вокруг. Нет, не люди, а какие-то манекены, одетые в черное — и только в прорезях остро сверкают глаза.
— Я, ничтожный червяк… — раздается громкий басовитый голос. Эхо подхватывает его, несет куда-то по низкими сводчатым коридорам, которые сходятся тут звездой, удивительно меняет и возвращает обратно приглушенным шепотом:
— …Я, ничтожный червяк…
Нет, это говорит не эхо! Это, стоя на коленях перед манекенами в черных одеяниях, повторяет слова страшной присяги бледный человек в сером комбинезоне.
— Я, безымянный, что звался когда-то инженером Айтом…
— Я, безымянный… — голос инженера прерывается, дрожит. Его истощенные нервы возбуждены до предела. Кажется, еще один миг — и вырвется из груди истерический вопль.
