Гибель Светлейшего - [77]

Он умолк и неожиданно спросил:

— А ты чем занимаешься? Какой профессии?

— Я филателист.

— Фи-ла-те-лист? Это что же, фотограф?

— Нет.

— Не слыхал такого ремесла. Не доводилось. А если по-русски сказать, попросту… Что ты делаешь?

— Собираю марки.

— На почте служишь? Я так и подумал, что ты не мастеровой человек. Выходит, почтовый чиновник?

— Нет, я не чиновник, — сказал Дукаревич. — Филателия — это собирание почтовых марок для коллекций. А филателист — это человек, который собирает почтовые марки. Старинные марки стоят очень дорого, за них платят огромные деньги.

— Ну что ты скажешь! И здесь спекуляция! — сплюнул красноармеец. — Везде эта зараза поганая корни пустила.

Дукаревичу стало обидно, что его полную опасности работу по собиранию марок на линии фронта красноармеец определил таким оскорбительным словом.

— Это не спекуляция, — сказал он с достоинством. — Я филателист, а не спекулянт. Это не одно и то же. На фронте я собираю штемпелеванные марки, которые на ваш взгляд не имеют никакой ценности, но для филателистов они очень дороги, потому что собраны в районах гражданской войны.

Красноармеец сидел и думал, стараясь точнее уяснить занятие своего соседа. Взрослый человек собирает марки. У него, может быть, есть детишки, словом, не мальчуган, а дядя. Эти марки он, наверное, носит в табачную лавочку, где после их продают. В Юзовке был такой магазинчик, и, верно, школяры покупали эти марки. Было такое дело. Нищенское занятие, хуже, чем семечками торговать. Но надо же человеку кормиться.

— Конечно, пустое дело, — сказал, подумав, красноармеец. — Неужели ты настоящему делу не сумел выучиться? Сколько тебе лет-то?

— Тридцать шесть.

— Ну вот!

— Напрасно вы так презрительно относитесь к моему занятию, — обиделся Дукаревич. — Когда я был маляром, к зарабатывал девять долларов в неделю, а когда сделался агентом-филателистом, стал зарабатывать девяносто и больше. Доллар — это два рубля. Я ведь американский подданный, и нахожусь здесь по коммерческим делам нашей фирмы.

— Вот оно что! — сказал красноармеец и отодвинулся.

Мысли его теперь приняли иное направление. Оказывается, собирать марки — это вовсе не семечками торговать. Он прикинул: доллар — это два рубля, помножить на девяносто — сто восемьдесят в неделю, потом на четыре — семьсот целковых с лишним в месяц. До войны — огромные деньги! Ясно, спекулянт! Надо было его, гада, стукнуть на острове. Люди воюют, а он, сука, марки собирает. Паразит! А еще притворился зеленым. «Войны не признаю!» Святоша нашелся!

Чем больше вдумывался красноармеец в сущность непонятной ему профессии филателиста, тем сильнее душила его злоба. Но, побеждая накипавшую ненависть, он допытывался, притворяясь любознательным.

— И много на этом деле зарабатывать можно?

— Много, — уклончиво ответил Дукаревич и крепче сжал в руках рубашку с секретными карманами.

— А все-таки? Может, помилуют белые, тогда займусь этой штукой.

— Есть коллекции марок, которые стоят миллионы рублей. Правда, их не так много. Ротшильд и английский король имеют такие коллекции.

— Вот оно что! Сам король! Так-так.

Голова красноармейца кружилась. Рот стал сухим.

— Ты, поди, для них и марки-то сейчас собираешь? А?

— Если купят, — снисходительно пожал плечами Дукаревич.

— Купят! Эта сволочь все купит. Миллионов у них хватит. Будь покоен. Они бы и нас купили с потрохами, а не только твои паскудные марки, — красноармеец, проглотил слюну. — Ну и гадина же ты, должен я тебе сказать!

Дукаревич отодвинулся.

— Позвольте! Что я вам сделал? Что вы ругаетесь?

— Не ругать тебя, подлюгу, надо, а задавить, как змею. Сука ты, спекулянт! Мы кровью в борьбе истекаем, друг дружку убиваем и калечим, а ты, стерва, марки для буржуев собираешь… Марки! За что ты жизнь-то свою на кон ставишь? За бумажку дерьмовую… Гадина подлая! Меня вот расстреляют, так я хоть знаю, за что. Я бронепоезд хотел остановить, полотно взорвать, чтобы проклятая война скорей кончилась и крови меньше пролилось. А тебе, сукину сыну, и победы никакой не надо, тебе бы только долларов побольше. Проститутка американская! Хуже ты беляка последнего! Вот ты кто!

Красноармеец дрожал от ненависти и, задыхаясь, брызгал филателисту слюной в лицо.

Дукаревич молчал. Впервые его оскорбили как филателиста. Это грубое животное еще хвастает, что хотел взорвать железнодорожное полотно. Ему непонятно, как можно рисковать во имя филателии, не говоря уже о любви к женщине. Да, Дукаревич способен на такой риск, потому что он знает истинную цену марки и истинную цену любви. Крохотный лепесток бумаги может стоить десять тысяч долларов. Этот бумажный лепесток может сделать счастливым человека на всю жизнь. Как же смеет с такой наглостью говорить о филателии человек, который в ней ничего не смыслит!

Дукаревич возмущенно сказал:

— Послушайте, пошли вы к черту. Я не желаю с вами разговаривать!

— Он еще обижается! Да я тебя пришибу, гада ползучего, паскуду паршивую!

Красноармеец схватил филателиста за горло. Дукаревич отбивался, стараясь разжать его цепкие пальцы.

— Ироды, что вы! — закричала женщина. — Оставь его! Оставь! Что он тебе сделал? Пусти его!