Гибель Светлейшего - [43]
Потемкин решил ждать, когда рухнет «Веселоярская республика». Ему казалось, что этот час наступит скоро. Один хороший удар со стороны красных или белых войск — и от Катюшиной банды не останется следа.
Но Евстафий Павлович, выслушав Потемкина, отрицательно покачал головой:
— Не будьте наивным, мой дорогой! Катюша не так слаба, как вам кажется. У нее есть опора — свирепый и корыстолюбивый куркуль. А кроме того, бандиты сумели создать новую стратегию и тактику… Мы с вами знали пехоту, кавалерию, авиацию. Революция посадила украинских сельчан на тачанки и привинтила к тачанкам пулеметы «Максим». Так воюет Махно, так воюют революционные дамы, вроде Маруси и нашей Катюши. Между прочим, чрезвычайно удобно сражаться. Армия из тачанок обладает исключительной маневренностью. За час ее можно привести в боевую готовность, а за полчаса распустить все войско по домам. И тогда попробуйте найти пулемет, закопанный в скирде. А мирная тачанка, поставленная в клуню, ни у кого не вызовет больших подозрений.
— Значит, наш плен может затянуться на несколько месяцев? — спросил Потемкин упавшим голосом.
— Вполне возможно.
— Но я не могу ждать!..
— А вы думаете, я могу? — сердито сказал Евстафий Павлович. — Судьба Светлейшего висит на волоске, а я…
Коневод не закончил и схватился за сердце.
— Успокойтесь… Не надо волноваться…
— Ничего, сейчас пройдет…
Ветеринар и главный врач жили дружно, ободряя и успокаивая в трудные минуты друг друга. Потемкин на сытных Катюшиных харчах даже растолстел. Он много спал и временами чувствовал себя на положении дачника. К нему иногда приходили больные, он охотно щупал пульс, смотрел на высунутый язык и говорил всем одно и то же:
— Надо бы вам порошки прописать, но откуда их возьмешь? Придется лечить народной медициной. Хватите доброю чарку первача, попарьтесь в баньке да накройтесь тремя тулупами, чтобы пропотеть хорошенько!
Это средство помогало от всех болезней, Потемкин довольно быстро приобрел славу лекаря-целителя.
Но Пряхин, несмотря на хорошие харчи в анархической республике, худел и мрачнел с каждым днем. Душа его была неспокойна. Забира, канул в воду. Об этом Евстафию Павловичу сказала сама Катюша. Цирковая наездница понимала скорбь коневода. Недаром она родилась и выросла на конюшне.
Рассеянно слушала атаманша горбуна, предлагавшего захватить Святополь. Катюша не понимала, на что ему сдался этот тихий городишко. Но горбун упрямо настаивал: надо, возьмем!
— Взять нетрудно, но удержим ли?
— А нам его и держать долго не надо! — загадочно отвечал Алеша.
Катюша не решалась идти на Святополь. Была это излишняя осторожность или неверие в свои силы? Ни то, ни другое. Виной Катюшиного равнодушия был Светлейший. Жеребец белоснежной масти снился по ночам бывшей наезднице цирка. Он летел по зеленому полю, унося ненавистного всадника в черной кавказской бурке, и словно издевался над Катюшей: «Не догонишь, не догонишь!»
И Катюша раздраженно говорила утром горбуну:
— Ничего не стоит твоя разведка. До сих пор найти Забиру не можешь.
Следы Светлейшего затерялись, но по донесениям разведчиков Алеша обнаружил возможность легко захватить Святополь. Красные перебрасывали войска с врангелевского фронта на польский. Город оставался незащищенным. Святопольские лабазники Кругловы, связанные с Алешей, уверяли, что жители встретят Катюшу хлебом и солью.
И все-таки Катюша колебалась.
В логове капитана Чумы
Мать Остапа Забиры, похитителя Светлейшего, вековечная батрачка Арина, потеряв мужа в японскую войну, коротала безрадостную вдовью долю. Жила она в полном одиночестве незаметно, как мышка в норке, молясь по ночам, чтобы вражья пуля не задела единственного сыночка. Германскую войну Остап отвоевал благополучно. Сейчас он сражался на родной земле, где-то совсем рядом. Вдова Арина надеялась: в одно прекрасное утро сын переступит порог хаты, и прижмет она его со сладкими слезами к своему сердцу. Но не суждено было дождаться старухе радостной встречи с Остапом.
Ночью на село нагрянул отряд смерти капитана Чумы. Бандиты с черными черепами на красноармейских шлемах и с царскими погонами на плечах требовали выдачи коммунистов. В селе не оказалось ни одного большевика. Уже хотели было бандиты поджигать каждый, десятый дом, но выручил догадливый сосед Арины. Давно питая злобу к Остапу, он донес на тихую вдову, мать красного командира. И спалили бандиты забировскую хату, а старуху повесили на воротах. Вперед наука, будут знать, как рожать большевиков.
О злодейской расправе над матерью Остап узнал спустя месяц совершенно случайно от односельчанина. В ту же ночь, рискуя головой, он помчался в родное село. Здесь на месте сожженной хаты командир взвода нашел кучу остывшего пепла и полуразрушенную печь. Уцелела лишь кирпичная прокопченная труба.
Забира прирезал доносчика-соседа, поджег его хату и благополучно скрылся от погони на Светлейшем. Вернувшись утром в полк, он пришел к комиссару. Глаза его провалились, лицо осунулось и почернело. Он кривил губы, часто вздыхал и показался комиссару больным.
— Что скажешь, товарищ Забира?
Остап ответил не сразу. Он долго смотрел в одну точку, словно не слышал вопроса. И комиссар повторил его. Тогда Забира, задыхаясь, оказал:
