Гибель Светлейшего - [27]
До фронтовой линии было еще далеко, но военная обстановка давала себя чувствовать. В вагон понабились красноармейцы, возвращавшиеся не то из отпуска, не то из командировок. На разъездах стояли встречные поезда, груженные ранеными. На открытых платформах везли орудия.
Желая поговорить с красноармейцем, Николай Николаевич, кивнув головой на пушку, сказал:
— Порохом запахло, товарищ, порохом! Чувствуется, что приближаемся к фронту.
— Теперь везде фронт! — проворчал недовольно красноармеец. — В каждой деревне… В каждом хуторе. Скоро в каждой хате воевать будут.
— Приходилось сражаться, товарищ?
— Шестой год маюсь. Конца-краю не видно. Вчера Деникин, сегодня Врангель, а завтра еще новый гад найдется на смену. А ты воюй, как сукин сын…
Красноармеец крепко выругался. Николай Николаевич поджал губы и торопливо полез на полку.
Вечером военные пели заунывные солдатские песни. Потемкин слушал и думал о письме херсонского полицмейстера, о Врангеле, о Крыме, об исторической миссии, неожиданно выпавшей на его долю.
«Народ устал от войны, — размышлял Потемкин. — Он хочет мира. Я назначу умных министров. Они быстро водворят порядок. Мужик должен сеять хлеб, а не воевать. И тогда все будут довольны. И на вокзалах будут продавать сдобные пироги. Сделаю все по-старому, как было раньше, до революции».
Убаюканный добрыми намерениями, Николай Николаевич незаметно задремал. Ему снились зеленые солнечные луга и веселые хороводы девушек в ярких сарафанах. Они ели пряники — хлеб радости. Но вдруг солнце исчезло, небо заволоклось тучами, черными и густыми, как смола, прогрохотал гром, и ослепительная молния ударила Николая Николаевича в висок. Удар был такой сильный, что он свалился с полки.
Поезд остановился. В неосвещенном вагоне копошились люди, попадавшие с полок. Стояла зловещая тишина.
«Крушение!» — с ужасом подумал Потемкин, ожидая нового, еще более страшного толчка.
Прошло несколько секунд, показавшихся вечностью. Перепуганные пассажиры молча и с великой поспешностью пробирались к дверям. И вдруг тишину прорезал оглушительный крик:
— Не выходить из вагона!
— Налет! — с ужасом прошептал кто-то. — Банда Катюши…
Николай Николаевич почувствовал легкое сосание под ложечкой. Встречу с бандитами он не предусмотрел в плане путешествия.
— Олег, где ты? — упавшим голосом спросил Потемкин, словно рассчитывая найти защиту у гимназиста.
— Я здесь!
Николай Николаевич выглянул в окно. Поезд стоял в степи. Вооруженные всадники гарцевали возле вагона.
Высокий усатый человек с нагайкой в руке распахнул дверь. Следом за ним шел проводник, держа фонарь. Потемкин при тусклом свете стеаринового огарка разглядел на фуражке усача зеленую ленту и понял, что поезд остановили не простые грабители.
— Коммунисты, комиссары, буржуи, жиды — выходи!
Никто из пассажиров не отозвался на приглашение.
— А ну, приготовить документы!
Пассажиры торопливо доставали бумажки, удостоверявшие личность.
— Фамилия? — спрашивал усач, разглядывая при тусклом свете фонаря паспорт.
— Имя как?
— Петро.
— Отчество?
— Иваныч.
— Какой губернии? Уезда? Волости? Когда родился? Партийный? Куда едешь? А ну, покажи карман!
Представительная фигура Потемкина привлекла внимание усача.
— О, какой вырос! Буржуй! А?
— Я доктор! — ответил Николай Николаевич дрожащим голосом и подал удостоверение.
— Советский документ! Нам плевать!
Потемкин достал старую паспортную книжку, выданную ему задолго до революции санкт-петербургским градоначальником.
— Це, це, це… Дворянин! Помещик! Потемкин! А ну, выходи из вагона!
— Позвольте! — Николай Николаевич с трудом ворочал языком. — Я никогда не был помещиком. Я — врач. Я всю жизнь лечил больных. Понимаете, врач… Вот мой сын!
Потемкин оглянулся на своих соседей по вагону, словно ожидая поддержки. Но никто в его защиту не промолвил ни слова. Все отвернулись, и только один Олег, стоявший рядом, торопливо подтвердил:
— Я его давно знаю! Он мой отец и, правда, доктор!
— Выходи оба! — нетерпеливо заорал усач и, грубо схватив Потемкина за жилетку, сдернул его с лавки. Олег поднялся сам и покорно встал рядом с Николаем Николаевичем.
— Микола, примай голубя! — закричал усач.
— Давай! — отозвался жизнерадостный голос, и в тамбуре возле Потемкина вдруг выросла коренастая фигура военного человека в кубанке.
Сильными руками он схватил Николая Николаевича за локти и потащил к двери.
— Позвольте! — бормотал, упираясь, Потемкин. — Тут недоразумение. Я буду жаловаться!
— Иди, иди! Жалобщик!
Человек в кубанке с косо нашитой зеленой лентой ласково пощекотал Николая Николаевича дулом нагана в бок и, выведя его на площадку, пинком ноги ловко выбросил из вагона. Потемкин упал, больно зашибив левое колено.
Три налетчика подскочили к нему, держа наготове револьверы.
— Куда его?
— В расход! — весело гаркнул Микола. — В могильную волость!
Показание старшего дворника
Плотную рыжую папку украшал заголовок, написанный уверенными крупными буквами:
«Дело Африкана Петровича Чумина».
Первые страницы, подшитые к папке, были исписаны рукой, дрожавшей от волнения или старости. Автор плохо знал русскую грамматику, каждая строка изобиловала грубыми ошибками.
