Гибель Светлейшего - [11]
— Откачивай! — яростно закричал Никифор. — Откачивай!
Длинноволосый музыкант, задыхаясь от одышки, вычерпывал воду жестяным ведром. Ему помогали молодые армяне. В Розочкиных руках появился черпак.
— Дайте мне, — икая, попросил Олег, но лишь наклонился, как вдруг почувствовал тошноту и кинулся к борту.
— Передай, Розочка, ему лимон, — сказала Розина мать.
— Вам очень плохо? — девочка с участием заглядывала в позеленевшее лицо Олега.
— Н-ничего, сейчас пройдет!
Укачало на шаланде всех, кроме Никифора и Розочки. Хрупкая на вид девочка неожиданно оказалась крепкой и очень выносливой. Она не проявляла никаких признаков страха. Изнемогая от усталости, Розочка помогала вычерпывать воду.
— Сбивай парус! — вдруг заорал Никифор.
Рыбаки спустили парус и взялись за весла. Шаланда сразу замедлила ход.
Никифор скрежетал зубами и выкрикивал немыслимые морские ругательства. Суровые лица контрабандистов стали сосредоточенными и хмурыми.
На второй шаланде тоже сбили парус. Всех пассажиров и гребцов в ней укачало, и они лежали на дне лодки. Только один рулевой, рыбак с огненно-рыжей бородой, боролся со штормом, упорно ставя утлое суденышко вразрез волнам. Шаланду все же швыряло как щепку.
Весь день неистовствовал шторм. Одесский берег, хорошо видимый с шаланды утром, стал постепенно исчезать. Волны гнали лодку в Румынию, в сторону багрового заката, где догорали огромные пышные облака. Потом над морем спустилась темнота и пронесся холодный ливень. Никифор уже не ругался, он молчаливо сидел за рулем, не ожидая себе смены.
Ночью шторм стал стихать.
Очнувшись от мучительного забытья, Олег увидел над головой две звезды и луну, затянутую мутной кисеей облаков. Луна исчезла почти сразу же, но справа вдруг вспыхнул ослепительный прожектор. Глазом циклопа он прошелся по морю и потух.
Шаланду стремительно несло к берегу.
Никифор снова стал ругаться и скрежетать зубами.
— Эй, черт! Вставай! Ставь парус!
Берег вырастал крутой темной стеной. Слышен был рев наката.
«Нас сейчас разобьет», — подумал Олег и в ужасе закрыл ладонями лицо.
Судьба писем
Шаланду швырнуло на берег огромной волной. Толчок бросил Розочку на Олега, и вдвоем они упали возле скрипача. Пена прибоя кипела вокруг лодки, яростно свистел ветер, и шум наката заглушал крики и ругань Никифора. Рыбаки выскочили на берег, торопливо разматывая цепь. Пассажиры, подобрав багаж, прыгали с борта прямо в воду. Олег, примостив вымокший чемодан с письмами на плечо, выскочил первый и угодил под волну. Холодная волна, ударив гимназиста в спину, вытолкнула его на берег.
Розочка чуть не погибла при высадке. Девочку с головой накрыла кипящая морская пена. Спас ее Олег. И тут все подивились: девочка, отлично державшаяся во время шторма, когда миновала опасность, потеряла сознание. Ее долго приводили в чувство.
О спутниках, ехавших во второй шаланде, пассажиры вспомнили, очутившись на берегу в полной безопасности.
— Если не ушли в Румынию, значит — сыграли в ящик, — угрюмо сказал Никифор.
Рыбаки остались на берегу. Пассажиры гуськом потянулись в город. До него было верст пятнадцать, как определяли одесситы, не меньше.
— Будем держаться вместе, — тихо сказала Олегу Розочкина мама. — Я не знаю здесь остальных.
Должно быть, с подобным предложением она обращалась уже к скрипачу. Музыкант отделился от мужчин и задержался, разговаривая с Розочкой. Компания незаметно разделилась на две группы. Первая, в которой были армяне, ушла вперед, вторая — с женщинами — несколько поотстала и плелась сзади.
Шли медленно, поднимаясь узкой тропинкой в гору, потом спускались в овраг, переходили мелкую речку, прыгая по скользким камням, и наконец, миновав колючий кустарник, выбрались на хорошую дорогу.
— Если бы вы меня не подхватили, я бы утонула, — сказала Розочка Олегу. — Я долго жила на море, а не умею плавать. У меня плохое сердце, врачи мне запретили купаться.
— А меня выучили за полчаса. Мальчишки бросили в пруд и заставили переплыть на другой берег. Я чуть не потонул, а все же научился…
— Вам на какую улицу нужно? — спросила Розочка.
— На Большефонтанную.
— Это недалеко от нас. Вы долго в Одессе пробудете?
— Не знаю.
Розочкина мать, Фира Давыдовна, шагавшая впереди, разговаривала со скрипачом о музыке. Она увлеклась и говорила очень громко. Вероятно, ее голос и привлек внимание красноармейского патруля. Яркий лучик фонарика сверкнул в руке военного, преградившего дорогу путникам.
— Стой! Ни с места! Кто идет?
— Свои, товарищи! — спокойно ответила Фира Давыдовна и подошла к патрульным.
— Документы! — коротко приказал человек в кожаной тужурке, подозрительно оглядывая футляр скрипача.
— Документов нет. Проводите к начальнику!
— Я и буду сам начальник.
— Вы? Очень хорошо. Я приехала из Крыма на лодке. Моя фамилия Рубинчик.
— Рубинчик ты или Бубенчик, я не знаю. Есть оружие?
— Нет.
— Обыскать!
— Да вы что, с ума сошли! — закричала Фира Давыдовна. — Не смейте дотрагиваться до моей дочери. Я жена командарма Подобеда.
Электрический фонарик осветил пылающее гневом лицо Фиры Давыдовны.
— Ну, айда за мной!
Четырех путников повели под конвоем мимо виноградника, в сторону от дороги.
