Гибель Столыпина - [39]

– Господа члены Государственной думы! Я считаю своей обязанностью, как начальник полиции в государстве, выступить с несколькими словами в защиту действий лиц, мне подчиненных. Насколько мне известно, полиция получила сведения, что на Невском собираются центральные революционные комитеты, которые имеют сношения с военной организацией. В данном случае полиция не могла поступить иначе, как войти в эту квартиру и в силу власти, предоставленной ей, произвести обыск. Не забудьте, что Петербург находится на положении чрезвычайной охраны и что в этом городе происходили события чрезвычайные. Таким образом, полиция должна была, имела право и правильно сделала, что в эту квартиру вошла. В квартире оказались действительно члены Государственной думы, но кроме них были и посторонние лица; в числе тридцати одного эти лица были задержаны, и при них найдены документы, некоторые из которых оказались компрометирующими. Всем членам Думы было предложено, не пожелают ли они тоже обнаружить то, что при них находится. Из них несколько лиц подчинились, а другие лица отказались. Никакого насилия над ними не происходило, и до окончания обыска все они оставались в квартире, в которую вошла полиция.

На следующий день были произведены дополнительные действия не только полицейской, но и следственной властью, и обнаружено отношение квартиры депутата Озола к военно-революционной организации, поставившей своей целью вызвать восстание в войсках. В этом случае, господа, я должен сказать и заявляю открыто, что полиция будет так же действовать, как она действовала!

…Поди не поверь таким словам премьера, поди выскажи сомнение, поди заподозри, что Петр Аркадьевич самолично читал подстрекательское воззвание к войскам, написанное под диктовку охранки ее провокатором и специально занесенное на квартиру депутата, облеченного правами «парламентской неприкосновенности»!

Все было разыграно как по нотам, Столыпин утвердил план провокации, в кармане уже лежал приказ на роспуск II Государственной думы – как же иначе, коли депутаты «подметные письма» к войскам составляют?! Иначе никак нельзя, иначе – поддавок, а не политика!

…Курлов, постоянно думая о версии своей защиты, сделал так, чтобы провокатор Екатерина Николаевна Шорникова, сработавшая эту операцию для Столыпина, была з а с в е ч е н а. Он посчитал, что сейчас еще рано начинать скандал, нужно определить точное время, это будет козырная карта против Столыпина и всей его полицейской доктрины. Мало ли что может произойти – Петр Аркадьевич человек талантливый, глядь, снова войдет в фавор, выскользнет, – но будь он хоть семи пядей во лбу, общественность не простит ему того, как он депутатов Второй Государственной думы закатал в каторгу, заранее зная, что они ни в чем не повинны, никаких воззваний к войскам не составляли, а то, что им к л е и л и, сфабриковано в его святая святых – особом отделе департамента полиции.

Курлов полагал, что провалить Шорникову следует также и в случае н у ж н о г о ему устранения Столыпина. Тогда, видимо, в стране будет невероятный всплеск торжественно-траурных чувств по усопшему, кидаться станут на всех, кто отвечал за охрану, и на него, Курлова, в первую очередь. Вот именно тогда-то и придет время раскрыть дело Шорниковой, скандал получится громкий, Столыпину вряд ли простят (а не ему, так памяти, что еще лучше) то, как он совершенно безвинных депутатов хладнокровно и продуманно упрятал в каземат.

Все получилось так, как и ожидал Курлов. Столыпин вернул ему записку, пожав плечами:

– Я не очень-то вас понял, Павел Григорьевич… Или постоянное соприкосновение с революционной, антиправительственной прессой так прискорбно на вас действует? – премьер улыбнулся. – Вы предупреждаете меня об опасности использования офицерами охраны сломанных нами революционеров… Согласен, риск есть, но как без них работать? Крушить заведенное все горазды, а где реальные предложения на будущее?

Кого использовать в охранительной работе против революции?

Курлов вздохнул, скорбно улыбнулся:

– Значит – в архив?

– Не гневайтесь.

…Курлов радовался, какое там гневаться?! Операция задуманная им, прошла великолепно, он себя подстраховал, уж он-то подстрахован отныне надежнее, чем кто бы то ни было!

…Дедюлин х о д оценил, однако в оценку подробностей, как всегда, не вдавался:

это так было заведено у них – пожалуйста, обсуждать и д е ю я готов, а уж методы – не моего ума дело, это – исполнителям, кто помоложе, пусть себе шары крутят и про закон думают, им расти, а рост только одно гарантирует: результат, время и хороший, красивый ш у м!

Тем же вечером Курлов провел два легких, п р о б р а с ы в а е м ы х разговора с друзьями своих коллег, знавших, где сейчас скрывалась Шорникова: как от полиции Петербурга (ибо была внесена в розыскной список, являясь членом военно-революционного комитета социал-демократов, «убежавшей» от ареста), так и от революционеров, начавших подозревать ее в провокации. Курлов легко и неназойливо порекомендовал передать в прессу, через пятые руки, к о м п р у на этого «коронного» столыпинского агента (всегда помнил ее псевдо, спрашивал: «Что от „Казанской“?»). Вот потешимся, вот удар, вот защита!