Гибель профессии - [9]

— Стихи, — внушительно сказал Евгений Иванович еще с порога и протянул хозяину кабинета листочки.

— Давно пишете? — любезно спросил замредактора, пробежав рукопись. — В общем, стихи неплохие.

«Еще бы!» — подумал Евгений Иванович. Он отобрал для этой оказии лучшие сонеты Шекспира в переводе Маршака.

— Неплохо, — сказал еще раз замред, возвращая Евгению Ивановичу листочки, — очень неплохо, но… Как бы вам сказать? Речь идет все больше о какой-то незнакомке. Не кажется ли вам, что это как-то перекликается с «Незнакомкой» Блока?

— Мало ли кто с кем перекликается, — ответил Евгений Иванович с возмущением. — Неужели вам не подходят эти стихи? — Он невольно сделал ударение, и хозяин кабинета, приняв это за самохвальство, вспыхнул:

— Наивно написано, товарищ! Вам еще надо работать над формой, раньше чем печататься в таком журнале, как наш!

Разговор был явно закончен. Евгений Иванович ушел, не простившись. Теперь он уже был не в том приподнятом настроении, в каком был недавно. Этого афронта он совсем не ожидал. «Шекспир, а как подвел! — подумал он с досадой. — Не был ли в конце концов прав Лев Толстой, отрицавший Шекспира?!»

«Московские замыслы» терпели неудачу, даже самые невинные, самые скромные, задуманные так, между прочим. Это подействовало на Туркина, как дурное предзнаменование. Правда, у него про запас имелись еще два-три более серьезных проекта, но в нем ослабла воровская пружина. Он вдруг понял, что в мире что-то испортилось. К тому же сегодня утром он получил адресованную ему в гостиницу повестку московского прокурора о явке. При своем опыте, Туркин понимал, что вниманию столичных следственных органов он обязан каким-то из прежних своих похождений. Его огорчала удивительная оперативность враждебных сил: он ведь только-только прибыл в Москву! А, может быть, он приехал сюда с какими-нибудь чистыми или даже святыми намерениями? Например, изучить практику работы троллейбусов и трамваев без кондукторов? Кстати, он и в самом деле заинтересовался этой новинкой, которую в душе считал причудой и нестоящим начинанием. Какой же дурак будет платить за проезд, если никто с него не требует денег?!

Однако при первой же попытке проехать в троллейбусе бесплатно Евгений Иванович подвергся насмешкам пассажиров и окончательно озлился. Заплатив за проезд и оторвав билетик, он проехал весь маршрут до конца и вернулся в исходный пункт, надеясь в свою очередь поймать безбилетного. Но его ожидала новая неприятность: он заподозрил в нежелании приобрести билет молодую и миловидную женщину, сделал ей замечание и снова подвергся добродушным насмешкам пассажиров: у женщины был месячный проездной билет!

«Не везет, — подумал Туркин, сойдя у Пушкинской площади, — плохая примета!» Он шел по улице, задумавшись, и чуть толкнул на ходу какого-то гражданина. По старой привычке у него вырвалось: «Пардон!» Гражданин оглянулся, любезно приподнял оригинальную кепку, похожую на каскетку жокеев, к Евгений Иванович сразу признал в нем иностранца: помимо каскетки, и вся остальная одежда была на нем явно заграничного происхождения: брюки-гольф, туфли на толстенных подошвах и какая-то курточка с нашивками, точно такая, как на старинной картине «Австро-венгерский император Франц-Иосиф на охоте». Любезно улыбаясь, иностранец издал какой-то звук, средний между английским «плиз!» и немецким «битте!».

Евгений Иванович быстро сообразил, что откровенный разговор с иностранцем будет продуктивнее при условии, что и он сам выдаст себя за иностранца. Но только не за француза, немца, англичанина, потому что этот чудак тоже, наверно, или тот, или другой, или третий. И тогда прискорбное незнание Туркиным иностранных языков положит конец содержательной беседе.

— Исландия, — сказал он, тыкая себе в грудь пальцем, — пониме?

Иностранец дружески закивал головой и попробовал заговорить последовательно на нескольких языках, в которых Евгений Иванович смутно угадал французский, немецкий, английский. «Я был прав!» — подумал он, отрицательно покачивая головой и показывая, что этих языков он не знает. Он знает только свой родной, исландский! Однако несколько русских слов, произнесенных на иностранный манер, он, конечно, знал, как всякий чужеземец, приехавший в Россию! Оказалось, что и новый его знакомый тоже знает несколько слов по-русски!

— Кафе! — сказал Евгений Иванович. — Айда нах кафе!

Он взял под руку иностранца, который широко улыбнулся и охотно пошел с ним. Кафе оказалось рядом. Объясняясь жестами, как глухонемые, оба уселись за столик. Народу было много, официант долго не подходил брать заказ. Евгений Иванович решил излить душу своему соседу.

— Инициатив! — сказал он, делая скорбное лицо. — Частный инициатив!

Евгений Иванович сделал жест рукой: отсутствует, мол. Нету.

— Исландия — есть, Россия — нет, — коверкая слова, говорил он, распаляясь все больше. — Частный инициатив, компрене? Плёхо!

Иностранец вдруг покраснел, точно его обдало жаром, и сердито сказал на отличном русском языке:

— Это вы напрасно. У нас и частной и общественной инициативы — хоть отбавляй.

И сделав руками жест, который должен был перевести эту мысль сидящему рядом с ним исландцу. Удивительное дело! «Исландец» моментально понял, вскочил и, чуть не сбив с ног подошедшего наконец официанта, бросился к выходу.