Гибель пилота - [4]
Я вошел следом за ним в большое, громко резонирующее парадное старого доходного дома. Мы поднялись в величественно-медлительном, шатком, просторном лифте на третий этаж. Он отпер ключом столь же величественную, двустворчатую, очень высокую дверь с медной ручкой. Миновав полутемную прихожую — в углу поблескивал стеклянными глазами медведь на задних лапах, — мы оказались в просторной, тускло освещенной с улицы комнате.
Щелкнул выключатель. Напрасно ждал я чуда. В комнате, кроме нас, никого не было. Меня охватил стыд, холодный и липкий, как испуг. Но Шворин не казался ни смущенным, ни растерянным.
— Все ясно, — сказал он с легким разочарованием. — Нет хуже — связываться с актерским миром, вечные капризы, фокусы… Но я ведь не такой парень, со мной не пофокусничаешь…
Смертельно жалкая, раненая улыбка, поднявшаяся из самых его глубин, улыбка, которую он не ощущал, покривила ему рот.
На стене висела увеличенная фотография мальчика в бархатном костюмчике, тонкого, светловолосого, с узким, нежным лицом.
— Любуетесь моим портретом? — проговорил Шворин. — Что вы хотите — аристократическое воспитание!.. Француженки, бонны, учителя музыки… Моя матушка — знаменитая модельерша, ма тант — ученая дама, медицинское светило…
Он еще долго пускал светские пузыри, а мне вдруг до странности ясно вспомнился мальчик на фотографии, только был он лет на пять-шесть старше и не в бархатном костюмчике, а в комбинезоне и фуражке курсанта летного училища.
Это было в тот странный апрельский день 1938 года, когда задержавшаяся зима сразу, без перехода, перекинулась на лето. Огромные, как сталактиты, сосульки, свисающие с карниза школьного здания, начали стремительно таять, и казалось, над тротуаром разразился ливень. А потом солнце стало пережигать их по светлому телу, и сосульки со звоном сыпались на асфальт, покрывая его стеклянной хрупью. Из водосточных труб с оглушительным грохотом неслись ледяные глыбы, и так мощно запахло весной, что, выйдя после уроков на улицу, мы все немножко обезумели. И вот тогда-то увидели мы этого стройного, молодого летчика в косо сидящей на светлых волосах фуражке. Было в нем что-то такое дерзкое и застенчивое, завидно взрослое, мужественное и вместе с тем трепетно-юное, что даже мы, школяры, испачканные мелом и чернилами, казались куда старше его. Он принадлежал этому хрупкому, звенящему, стеклянному, солнечному миру. Нина радостно кинулась ему навстречу, и все мы, тайные и явные ее воздыхатели, смиренно стушевались…
Теперь я еще острее видел страшный урон, нанесенный ему войной. Его гладкое, костяное темя вовсе не облысело, туда была пересажена кожа, по природе чуждая растительности, омертвелость лба и верхней губы объяснялась тем же: то были кожные заплаты. Он был весь склеен, сращен, сшит из остатков собственной перемолотой, обожженной плоти.
— Мне пора…
Он стал уговаривать меня выпить коньяка. Я отказывался.
— Не забудьте в следующий раз свою книгу!.. — крикнул вдогон мне Шворин.
Мне думалось с некоторым неуютом, что это знакомство будет иметь продолжение. Но я ошибся: Шворин не появлялся больше на наших вечерах. Однажды, отправляясь на сборище, которому суждено было стать последним, я вспомнил о своем обещании подарить Шворину столь любимых им «Гвардейцев на Днепре» и захватил с собой книжку.
— Мне передать нетрудно, — сказала Нина, — но стоит ли? Он, верно, уже забыл о вашем разговоре, к чему его зря тревожить?
Это дало мне право заговорить с ней о Шворине. Мне хотелось знать, есть ли хоть доля правды в его разговорах об орденах, женщинах и всей завидной жизни героя на заслуженном отдыхе.
— Какие там ордена, какие артистки?.. — сказала Нина с усталой и грустной улыбкой. — Несчастный, искалеченный человек, мы все его жалеем… Он ведь хороший, Володька…
— Но летчиком-то он хоть был?
— Конечно, был. В летной школе он считался самым талантливым молодым пилотом, его называли «будущий Чкалов». Но он, можно сказать, начал с того, чем Чкалов кончил… Его изуродовало в первый же день войны, представляешь?
— В воздушном бою?
— Если бы так… Ему предстояло сделать первый боевой вылет. Но не успел он даже подняться в воздух, как его на взлетной площадке расстрелял немецкий штурмовик. Ты подумай: всю жизнь мечтать о подвигах, готовиться к подвигу — и стать полным инвалидом, так и не приняв участия ни в одном бою. Это было для него страшным потрясением, после госпиталя он долго находился в психиатрической больнице. Потом вышел, получил пенсию. У него мать портниха, тетка зубной врач, живут они хорошо, он ни в чем не знает отказа…
— А что означают все его фантазии?
— Видишь ли, среди своих он вполне нормален, рассуждает здраво и дельно… Но для посторонних он придумывает свою жизнь, этакую роскошную жизнь ветерана на покое. В сущности, он безобиден, пусть себе тешится, мы и внимания не обращаем…
Прошли годы, прежде чем я опять услышал о Шворине. У меня вышла книжка «Чистые пруды», и мне захотелось узнать, как отнеслись к ней герои моих невыдуманных рассказов. С большим трудом отыскал я телефон Нины — по примеру прочих, она покинула Чистые пруды.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
Юмористические рассказы донецкого писателя-сатирика нередко встречаются в журналах «Крокодил», «Перець», «Донбасс», в «Литературной газете» и других периодических изданиях, звучат по радио в передачах «С добрым утром», «С улыбкой», «А ми до вас в ранковий час». Автор верен своей теме и в новой повести «Голубая мечта», главным героем которой является смех — добрый, если это касается людей положительных, душой и сердцем болеющих за дело, живущих по законам справедливости, коммунистической морали; злой, язвительный по отношению к пьяницам, карьеристам, бракоделам — всем, кто мешает строить новое общество.
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Сотрудница инженерно-геологического управления заполярного города Ленинска Сонечка Теренина высока, стройна, спортивна и не отличается покладистым характером. Эти факты снижают шансы её ухажеров почти до нуля…
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Студент-ифлиец решил представить курсовую работу в красиво отпечатанном виде и направился по адресу машинистки. Такого прямого и непосредственного удивления, какое постигло его при первом посещении машинистки, он не испытывал никогда…Из цикла рассказов «Чужое сердце».
Долгие годы в подмосковном доме отдыха держали один флигель тщательно подготовленным к приезду Самого высокого гостя…Из цикла рассказов «Чужое сердце».
Молодому, но очень нездоровому мужчине пересадили донорское сердце. Больной выжил и стал величайшей сенсацией века: первый человек с чужим сердцем. Отчего же он ощущает странное охлаждение к своим родным?..Из цикла рассказов «Чужое сердце».