Гибель отложим на завтра. Дилогия - [51]

* * *

Тардин в своих покоях напряженно вглядывался в видимую только ему даль и вдруг зарычал, гневно хлопнул себя по лбу:

— Дурак! Мне не мудрецом прозываться, а сельским костоправом!

Как же так! Он, словно зеленый ученик, пропустил очевидное! Артефакт, оказавшийся, как он теперь знал, стрелой, не мог обернуться против потомков создавших ее древних айсадов. И пославший ее шаман остался жить. А стрела? Она благополучно обогнула Элимера, чтобы вонзиться в первого попавшегося отерхейнского воина. И вонзилась. Но не кого-нибудь, не в безвестного рядового вояку, а в Видольда, главного телохранителя. И пусть Тардин не видел его смерти, но знал о ней: ни один смертный не смог бы избежать гибели, когда на него нацелена Великая Стрела.

Впрочем, ничего не поменялось бы, ведай Тардин заранее, что жертвой стрелы окажется Видольд. Он все равно дал бы погибнуть телохранителю, лишь бы спасти жизнь своего воспитанника. Он дал бы погибнуть даже десятку таких, как Видольд — и окончательно потерял бы право называть себя магом-хранителем. Он, подобно последнему ученику, поддался человеческим слабостям. И уже довольно давно. Сложно было не поддаться. Особенно если жить несколько сотен лет и не иметь при этом сына. Разве мог он, Тардин, не полюбить странного замкнутого мальчика, который тянулся к нему с искренностью, свойственной детям? И не важно, что мальчик вырос в жестокого правителя, ведь к тому моменту он уже успел стать для Тардина почти что сыном.

Видольд, как до него Элимер, увидел летящую в него стрелу. И он понял, что это за стрела. Странное выражение промелькнуло в его глазах, с лихой улыбкой поднял Видольд меч и стремительным, неразличимым для людского взгляда движением разрубил ее на две части. Одна половинка, изменив путь, все-таки успела долететь до него и слегка оцарапала руку, чтобы, лишенная силы, безвольно упасть на землю.

* * *

Старая ворожея Увьйя-Ра горестно причитала в своем крытом шкурами шалаше, в отчаянии рвала на себе волосы и дрожащими руками окрашивала лицо пеплом в знак скорби. Великая Стрела Смерти — та, что хранилась ею столько лет, не исполнила своего предназначения. Как же могла она, Увьйя-Ра, не подумать, что среди шакалов Отерхейна тоже окажутся шаманы? И неслабые. Из тех, что способны менять путь Стрелы.

Покачиваясь, вышла ворожея к немногим оставшимся от некогда сильного племени айсадам. Молчанием встретили ее дети и старики: все знали, что означает окрашенное пеплом лицо шаманки. Никто не заплакал и не опустил глаз, даже малыши, ведь айсады всегда встречали несчастья с поднятой головой, ибо все плохое, что случается в жизни — это расплата за неверные действия.

А Увьйя-Ра занесла над собой кривой ржавый нож и охрипшим голосом произнесла ритуальную фразу жертвоприношения:

— Великие Предки, примите мою жизнь. Я отдаю ее, чтобы жил мой народ, чтобы родились дети и не погасли на земле глаза айсадов. Пусть будет так.

Нож вонзился в грудь шаманки, хлынула кровь, и старая Увьйя-Ра — самая старая из ныне живущих в ее роду — медленно осела на землю, вступая в призрачный мир.

Позже об этой жертве сложили легенды, которые не раз рассказывались в последующие Ночи Весенней Луны.

* * *

В тот момент, когда Увьйя-Ра пронзила свою грудь клинком, Элимер отдал приказ: завершить бой пленением выживших противников. Никто не понял, зачем это понадобилось кхану. Ведь уничтожить дикарей подчистую казалось гораздо легче, чем брать их в плен. Но перечить никто не посмел.

Скоро все закончилось и теперь предстояло подобрать раненых, разжечь погребальный костер для павших в бою соратников, а также сжечь тела убитых дикарей.

Элимер осматривал место сражения, когда лицо его окаменело. Дети! Много детей! Значит, ему не показалось!

— Видольд, — сквозь зубы обратился он к телохранителю, — не знаю, как ты это сделаешь, но найди мне их предводителя. Надеюсь, ублюдок еще жив.

И добавил уже скорее для себя, чем для Видольда:

— Он поплатится за то, что заставил нас убивать детей. Мучения его будут очень, очень долгими.

Глава 15 Подвиг проигравших зовется преступлением

Как только день начал гаснуть, войско Отерхейна завершило последние приготовления и тронулось в обратный путь. Настроение победителей отметилось радостным возбуждением, они обсуждали схватку и хвастались собственной доблестью. То тут, то там раздавались отрывки бранной песни:

Горячая кровь на холодной стали!

Мы пришли, хотя нас не звали!

Мы стаей волков, кровь учуявшей, стали!

И мы искупаемся в вашей крови,

И не вернетесь вы с этой войны!

Все оказалось даже проще, чем они предполагали: союз племен разгромлен, выжившие взяты в плен. Теперь дикарей, лишенных оружия и связанных, вереницей вели вслед за отбывающим войском. Пленные потупили взгляды, и в них читалась смесь отчаяния и злобы. Интересно, а чего они ждали, столь безрассудно выступая против могущественной империи?! Немногие вояки смогли удержаться от того, чтобы посмеяться над глупостью варваров.

Когда день догорел окончательно, кхан приказал остановиться: теперь спешить было некуда, и войску лучше отдохнуть, чем тащиться по ночной степи.