Гибель отложим на завтра. Дилогия - [257]

— Как… Не может быть! А Илльярна?

Гиллара на миг запнулась, но потом решила, что не обязательно им знать все:

— И ее тоже. Он повредился рассудком. А потом ушел. Я пыталась удержать его, но куда там — я старая женщина, а он…

— Куда он ушел? — прервал Хаттейтин Гиллару.

— Я не знаю.

— Он не собирается возвращаться в Эртину? — уточнил военачальник. — Все-таки он по-прежнему царь, не смотря ни на что.

— Нет. Сказал, ему больше не нужна власть, ничего не нужно, — горько усмехнулась Гиллара.

— Так. Нам троим надо спокойно и обстоятельно все обдумать.

— О чем думать, Маллекша?! — яростно воскликнула Гиллара. — О чем тут можно думать? Если только о том, как правильно сдаться Элимеру и молить, чтобы он сохранил наши жизни!

Но жрица уже овладела собой и осадила Гиллару:

— Горе помутило твой разум. Это единственное объяснение тому, что ты не узрела очевидного.

Теперь уже пришел черед Гиллары удивляться.

— Чего?

— Разве ты забыла, что Адданэй прошел посвящение на царство, вернулся с того мира, вернулся Богом?

— И что? — фыркнула Гиллара.

Жрица предпочла не заметить ее тона и спокойно продолжила.

— Вспомни древние таинства. Когда земля Илирина Великого подвергается смертельной опасности, когда люди уже не способны защитить ее, Бог-на-Земле вручает свою жизнь Матери, дабы своей кровью спасти народ. Именно это он и сделал.

От изумления Гиллара едва ли не открыла рот.

— Но он не себя убил. Он убил мою дочь и мою внучку.

— Еще раз говорю — горе помутило твой рассудок. Адданэй — истинный царь! С ним вернулись на землю подвиги и жертвы великих властителей былого, о которых помнят лишь предания! Мы не зря его выбрали, мы не ошиблись в нем. Он, обласканный Богиней и посвященный ей, смог прозреть то, чего не смогли все мы. Он узрел, что опасность велика настолько, что даже его гибель не изменит той жестокой судьбы, что нависла над Илирином. Он сделал то единственное, что мог — попытался умилостивить Матерь, принеся в жертву и свою царицу, и плод семени своего, — голос Маллекши звучал печально и торжественно. — А потом и себя. Он вновь перешел границу мира, ступил в смерть — теперь уже навсегда.

— О! — Гиллара так поразилась неожиданным выводам, что не нашлась с ответом.

А речь Маллекши тем временем утратила патетичность, и она заговорила подобно казначею, подсчитывающему доходы и убытки.

— Завтра же объявим людям о жертве. Все должны поверить, что теперь Боги на нашей стороне. И кстати, что случилось с телом Аззиры?

— Ее отнесли в тот грот на берегу… Ты должна его помнить: я приводила туда мою девочку, когда отдавала вам на воспитание.

— Кто отнес?

— Я брала с собой двоих воинов для охраны. Они.

— Ты что-нибудь рассказала им? Они сами, может, что-нибудь видели?

Гиллара отрицательно мотнула головой, и Маллекша удовлетворенно кивнула:

— Отлично. Молодец. Завтра же отправим жрицам послание: пусть завалят грот камнями и высекут надпись, что там покоятся цари Илирина, что они принесли себя в жертву… Ну и все такое прочее. Со временем место обрастет легендами, паломниками и подношениями.

Гиллара молчала по-прежнему, но про себя ругалась на собственное недомыслие. Видимо и впрямь горе помутило ее разум, иначе почему она так быстро сдалась? И как ей в голову не пришла столь замечательная мысль? Ведь случившееся действительно могло обернуться Илирину на пользу.

— Я склоняюсь перед мудростью жриц Богини, — выдавила она наконец.

— Это мудрость Матери, не моя, — смиренно опустила глаза Маллекша, но тотчас же вскинула их на Гиллару и теперь в них не осталось и следа былой скромности: — Я думаю, наследница жива. Они оставили ее на берегу у служительниц Богини. Я думаю, тебе следует послать за ней верного человека.

— Но я своими ушами слышала, как Аданэй сказал, что ее… — вскричала было Гиллара, но тут же осеклась. Неужели хладнокровный ум навсегда ее покинул, раз она не поняла столь простого намека? Она, которая так блестяще посадила отерхейнского мальчишку на царство и убрала Лиммену, утратила способность мыслить?

— Я уверена, ты все не так поняла, — мягко уверила ее Маллекша. — Ты паниковала, и это понятно. Попробуй вспомнить, разве царь говорил об Илльярне?

— Нет, — быстро ответила Гиллара. — Сейчас я вспоминаю, он говорил лишь об Илирине и воле Богов. А остальное… просто я была убита горем, вот и вообразила себе.

Маллекша благосклонно улыбнулась, и вмешался Хаттейтин, который до сих пор стоял молча.

— Завтра же я отправлю верного человека на побережье. Маллекша напишет послание, которое тот передаст жрицам. А затем вернется с наследницей. И Эртина вновь увидит ее золотые волосы и светлые глаза.

— Даже если кому-то она покажется не совсем такой, какой была, — тихо добавила Маллекша. — В конце концов, дети очень быстро меняются.

— Но она младенец, — промолвила Гиллара. — Кто будет править до ее совершеннолетия?

— Ты.

Гиллара не ожидала такого поворота, и Маллекша усмехнулась, увидев ее изумление:

— Ты думала, я захочу власти? Нет. Мне неинтересно царство людей, я служу Богине и Илирину.

— А Хаттейтин?

— Во мне нет царской крови. Нисколько. Ни чернь, ни знать меня не примет. А тебе Илльярна внучка. И потом, ведь ты помнишь — я всегда тебя поддерживал. И мне нужно лишь одно — остаться главным военачальником. И чтобы потом, после меня, этот пост перешел к Аххариту. И чтобы сейчас он стал кайнисом. Обещай мне это, и я тебя поддержу.