Гибель отложим на завтра. Дилогия - [228]

«Хватит! — решил он. — Если так продолжится, я стану таким же суеверным, как Шейра».

Он наконец оторвал взгляд от неба. Довольно волноваться о неясных знаках, он и без них определит, когда лучше идти на Илирин. Пусть сначала восстановят крепость, пусть завершится осень, а затем и зима. А с началом весны, как только сойдут с илиринской земли снега, можно начинать вторжение. Этого срока вполне хватит, чтобы окончательно подготовиться к кровопролитной и, скорее всего, длительной войне.

Уже сейчас к столице и к военным лагерям начинали стекаться люди со всей империи — и обученные воины, и бедняки из народа — охотники за удачей — которые появлялись с нелепыми зазубренными топорами, образуя пешее ополчение. Ковалось новое оружие, начищалось старое. Всадники совершенствовали лихие умения, лучники тренировались стрельбе, мечники и копейщики отрабатывали удары, военачальники продумывали тактику.

Кхан стоял посреди каменного сада — это место называлось так неспроста: здесь из земли выступали самые разнообразные камни: большие и не очень, гладкие или испещренные непонятными ныне символами и узорами. Считалось, что сходство у них лишь в одном — все эти камни имели свою историю и обладали потаенной силой. Но Элимер пришел сюда не ради них, просто в этом месте его мысли и душу обычно обволакивал дивный покой. И еще он хотел узреть знамение. Но знака не появилось, равно как и спокойствия. Наверное, всему виною головная боль, которая все чаще посещала его в последнее время при одной только мысли об Илирине и Аданэе. Раньше такое случалось лишь после снов, теперь же обруч почти все время сдавливал голову, Элимер даже привык к нему. Лекари и чародеи снимали венец боли, но лишь на краткое время, они не могли избавить от него окончательно.

В саду камней и нашла его Шейра. Щеки девушки горели, волосы растрепались — видимо, она долго гуляла.

— Элимер, поедем к Еху! И Таариса возьмем. Поедем, пока тепло! Скоро холода придут.

— Не могу. Я должен быть здесь, в столице.

— Жаль, — огорчилась айсадка. — Что же, мне одной ехать?

— Ни в коем случае. Я запрещаю. Это опасно.

— Что может случиться?

— Антурин показал — все, что угодно!

— Но в Антурине это я чуть тебя не потеряла!

— Я — кхан, моей жизни всегда будет что-то угрожать. Но моя кханне и мой сын, пока он маленький, должны находиться в безопасности.

— Так что же, нам как в клетке жить? — вскинулась женщина.

— Разве я сказал, что ты не можешь отправиться к Еху? Я сказал лишь, что ты не поедешь туда одна.

— А! Ну так я возьму Видольда!

— Этого мало. Я дам тебе отряд воинов. Пусть разместятся в лесу вокруг поляны.

— И за нами станет наблюдать столько глаз…

— Только так. Пока не началась и не завершилась война с Илирином, пока жив мой брат — только так.

— Ладно, — недовольно поморщилась айсадка и тут же воскликнула. — Что я такое говорю? Соглашаюсь со всем, как дутлоголовая. Скоро превращусь в одну из этих ваших покорных женщин.

Элимер рассмеялся.

— Ни за что в это не поверю! Боги не дадут мне такого счастья!

— В любом случае, — отмахнулась Шейра, — лучше уж ехать с толпой в сопровождении, чем видеть этих повешенных и слышать эту вонь. Почему ты не прикажешь их снять?

— Пусть висят в назидание другим.

— Но ведь мятежников ты уже наказал, они мертвы. А за что наказываешь столицу? Почему люди должны дышать этим зловонием? И смотреть на кучу мух?

— Ты преувеличиваешь. Вонь не так уж и сильна.

— Пока. А что будет завтра, послезавтра?

— Тогда их, может быть, снимут.

— Все равно, Элимер, ты делаешь слишком жестоко.

— Я услышал тебя, Шейра, но решать я буду сам, — отрезал кхан. — Это мое дело, не твое. Я распоряжусь об охранном отряде, так что к полудню сможешь выехать. Но возвращайтесь не позднее, чем через день. Не заставляй меня волноваться о тебе и сыне.

— Как скажешь, мой Кхан, — недовольно пробурчала айсадка.

— Вот и хорошо, — он, улыбаясь, потрепал ее по щеке и отправился по направлению к замку.

Шейра какое-то время смотрела ему вслед и, пробормотав: «Скорей бы закончилась твоя проклятая война. А лучше бы не начиналась», — начала разглядывать камни, напевая под нос какую-то веселую песенку.

* * *

Айсадка вернулась спустя сутки. Ее, заметно посвежевшую, Элимер обнаружил в комнате сына, где она о чем-то пересмеивалась с кормилицей и няньками. Однако стоило ему появиться в дверном проеме, как смех оборвался, служанки склонились в поклоне, а Шейра неторопливо подошла и провела пальцами по его щеке, ничего при этом не сказав.

Элимер нетерпеливо махнул рукой служанкам, и те незамедлительно вышли. Он же, поцеловав айсадку, подошел к колыбели с младенцем. Какое-то время вглядывался в лицо сына и только потом, обернувшись к Шейре, заговорил:

— Как там Еху?

— Он мне обрадовался. И Бурый тоже. Вот только воинов, которые приехали со мной, он, кажется, за врагов принял, не подпускал их к дому, — айсадка рассмеялась. — А как дела в столице? Как поживают повешенные?

— Утром их сняли и сожгли.

— Наконец-то!

— Варда сообщил, что подле одного городка наши воины задержали троих айсадов.

Шейра только уставилась на мужа во все глаза, но промолчала. Тогда Элимер продолжил.