Гибель отложим на завтра. Дилогия - [200]

Развернувшись к неприятелю, воины кхана бросились вперед. Элимер наконец получил возможность излить ярость. Каждый раз, когда меч его вонзался во вражескую плоть, издавая влажный, чавкающий звук, внутри кхана вскипала злобная радость. Пусть они проиграли бой за Антурин, но уж этот самоуверенный отряд уничтожат подчистую.

Рядом с кханом бился Видольд. И даже в полутьме и суматохе схватки Элимер заметил, как ловко бывший разбойник орудовал мечом. Падали, словно скошенная трава те, кто имел несчастье оказаться в непосредственной близости от смертоносного клинка телохранителя. И где полудикий горец овладел искусством убийства в таком совершенстве? Мысль промелькнула, а дальше он опять погрузился в багровую пучину стычки.

В следующий раз Элимер обратил внимание на Видольда, когда заметил, что в спину телохранителя метило длинное копье, а тот, занятый другим противником, не видел угрозы. Даже не задумавшись, кхан бросился вперед, только бы не дать другу погибнуть. Меч Элимера вошел в спину нападавшего копейщика. Опасность миновала. Но кхан не успел этому порадоваться, опоздал на мгновение и не заметил, что смерть прицелилась уже и к нему. В уголке сознания мелькнуло: «Все кончено». И он упал.

Телохранитель, расправившись с противником, обернулся и увидел, как кхан убил врага, готового нанести ему, Видольду, удар копьем. А в следующий миг в грудь правителю полетел тяжелый дротик, выбил пластину доспеха и вошел в плоть. Телохранитель даже не успел моргнуть, а кхан уже оседал на землю.

— Зачем же! — простонал Видольд, подхватывая Элимера. — Со мной бы ничего не случилось!

Воины, увидев, что произошло страшное, сомкнули кольцо вокруг раненого — или убитого? — правителя, коря себя за то, что не сделали этого раньше.

Теперь схватка завершилась быстро. Гнев и стремление скорее вынести кхана из этого месива сделали свое дело. И скоро остатки илиринского отряда бросились врассыпную, призывая на помощь соратников. Но поздно, ибо отерхейнцы уже вышли за ворота, унося с собой раненых и — самое страшное — чуть живого правителя.

Скоро они оказались в степи. Преследовать их ночью, на незнакомой равнине, враги не решились, это казалось слишком рискованным, учитывая, что свежие этельды могли оказаться на подходе.

* * *

Воины угнетенно въезжали в ближайшую деревеньку. Среди жителей отыскался знахарь, но старик, осмотрев рану, только отвел взгляд, боясь озвучить страшную правду: кхан уже на пути к миру предков.

Выжившие сгрудились у наспех разложенного костра. В домах разместили раненых и Элимера, вокруг которого хлопотали все, кто хоть что-то понимал во врачевании. Среди воинов не слышалось привычных шуток и перебранок, взгляды всех смотрели угрюмо, и хотя о правителе говорилось, как о раненом, все знали и боялись правды — кхан уже не жилец.

Ирионг, прижимая к себе покалеченную в бою руку, не отвечал на вопросы, уставившись на играющие веселыми всполохами угли. Ему ничего не хотелось делать, но, окинув блуждающим взором растерянных воинов, он отдал приказ:

— Размещаться на ночлег, поднимаемся с восходом. Ты и ты, — он ткнул пальцами в двух воинов, — сейчас же мчитесь до ближайшего города и везите сюда настоящих лекарей.

Люди, заслышав привычные интонации приказа, немного оживились. Двое сразу же, как и было сказано, вскочили на свежих лошадей, которых нашли в деревне — и канули в ночи.

Скоро почти все уснули: как ни были воины потрясены происшедшим, а усталость оказалась сильнее.

Только Ирионг да несколько десятников остались сидеть у костра, тихо переговариваясь и обсуждая дальнейшие действия. Спустя полчаса к ним присоединился Видольд, который все больше молчал, бездумно теребя в пальцах несколько травинок. В разговор он не вмешивался и как будто размышлял о чем-то своем. Только один раз прошептал себе под нос: «Как глупо получилось».

Однако никто из присутствующих не был уверен, что правильно расслышал слова.

Странствуя тропами мертвых, путнику тяжело найти обратную дорогу

I

Он блуждал среди белесо-серых колышущихся теней, постепенно начиная осознавать себя и вспоминать: Антурин, битва, в которой его, кажется, ранили. Только вот воспоминания эти не вызвали ничего, кроме апатии, безразличия. Они на миг всплывали на поверхность сознания и тут же, за ненадобностью, тонули в черной бездне вялого равнодушия.

Кажется, раньше он правил какой-то страной. Кажется, очень сильно мечтал кого-то убить. Кого? Аданэя? Кто такой Аданэй? Ах, да, его брат. Но сейчас убивать кого-то было просто лень. К чему это все? Да, еще он помнил какую-то женщину: почему-то раньше он очень о ней волновался. Но сейчас и это не имело значения.

Элимер — он только что вспомнил собственное имя — чувствовал лишь неизбывную усталость. Хотелось одного — рухнуть на землю и заснуть. Но вот незадача — земли под ногами не было, только шевелилась, поднимаясь до самых колен, вязкая хмарь. Она напоминала не то студень, не то невнятного происхождения жижу. Сколько он так блуждал — неизвестно: в мире теней не существовало времени.

«Мир теней, — безучастно подумал он, — вот, где я очутился. Я умер», — но даже эта мысль не вызвала внутреннего отзвука.