Гибель отложим на завтра. Дилогия - [171]

Эта фраза окончательно развеяла его сомнения. Все сходится. Получается, та девочка — это Аззира в детстве.

— А что за странные слова о крови? — упавшим голосом отозвался он. — Чья кровь?

— Убиенных младенцев, конечно, — фыркнула Гиллара, но тут же добавила: — Успокойся. Всего лишь свежая кровь забитой скотины. Это ей помогает.

Видя недоверчивый взгляд Аданэя, женщина усмехнулась:

— Не волнуйся, ее болезнь ничем тебе не угрожает, она не заразна, да и проявляется редко.

— Ладно, — сдался Аданэй, — давайте лучше решим, что делать с теми, кто отказался признать нас с Аззирой царями.

— Они боятся потерять свою власть, — протянула Гиллара. — Они надеялись править от лица Латторы с Марраном — не вышло. Но мы сможем, если постараемся, примириться с ними.

— А зачем? — с легким раздражением откликнулся Аданэй. — Мне не нужны лишние заботы. Давайте просто лишим их должностей и вышлем из Эртины? А если воспротивятся, то казним.

Аданэй заметил, как переглянулись Гиллара и Ниррас.

— Несомненно, это лучше всего, — осторожно промолвила женщина. — Просто мы с советником полагали, будто для казней тебе не хватит жесткости.

— Наверное, вы просто забыли, что я брат кровожадного тирана, — усмехнулся Аданэй. — Все-таки мы воспитывались одним отцом. Вышлем от всех, кто обладал властью при Лиммене. А Кхарру… Кхарру мы казним. Главное, придумать повод. Казначея и советников мы в любом случае сменим. Естественно, кроме тебя, Ниррас, — уточнил Аданэй и добавил: — И Оннара.

— Оннара? — изумился мужчина. — Мне казалось, он тебе никогда не нравился.

— Как и ты, Ниррас. И у нас с тобой это взаимно, к чему скрывать. Но мы нужны друг другу. Вот и с Оннаром то же самое.

Как ни странно, а эти слова, похоже, понравились советнику, потому что после секундного замешательства он вдруг расплылся в широкой улыбке и хохотнул.

— Что ж, — заключила Гиллара, — значит, решено. Лучше всего, не откладывая, отдать указы о ссылках и казнях. Но сначала нужно решить, кто займет освободившиеся места.

— Верно, — вторил Ниррас. — И еще, кстати, нам потребуется новый глава стражи.

— Это еще зачем? — удивился Аданэй. — Не скрою, когда-то меня раздражал Аххарит, но теперь…

— Дело в том, царь, что это просьба самого Аххарита. Служба при дворе не для него. Он… странный человек. Мечтает не о власти, а о воинской славе, вот и захотел вернуться в войско. Если не позволим, все равно сбежит. Зато, если позволим — он не подведет. К тому же, его отец — кайнис.

— Хорошо, я понял. Завтра, думаю, вопрос о должностях решим окончательно, — сказал Аданэй и тут же заметил, как смутилась Гиллара. Точнее, притворилась смущенной, ибо в отношении Гиллары никогда нельзя было знать наверняка, какую эмоцию она играет, а какую испытывает на самом деле.

— Есть еще кое-что, Великий, — промолвила женщина. — Рабы. Надо от них избавиться. Ни к чему в столице люди, которые помнят о том, что некогда ты был Айном. Нужно продать их всех. Приобрести новых.

— И особенно это касается Вильдерина и Рэме, — вставил Ниррас.

Они замолчали, ожидая ответа. И Аданэй откликнулся:

— Мне все равно, что думают и говорят рабы. Но если вас это смущает, то займитесь ими сами. Поручите кому-нибудь, пусть отправят невольников за пределы Эртины и завезут новых. Только пусть этих новых будет раза в два меньше.

— Но почему? — удивилась Гиллара.

— Потому что рабы должны работать, а не бездельничать, — с усмешкой пояснил Аданэй.

— Но…

— Гиллара, мы не станем это обсуждать, — отрезал он. — Можешь считать меня отерхейнским варваром, однако вы этих варваров боитесь до дрожи. И правильно делаете. Отерхейн силен. Может, потому, что тратит золото на войско, а не на рабов-красавцев?

— Но наши традиции…

Ниррас прервал женщину, умиротворяюще положив руку ей на плечо:

— Царь прав, Гиллара. Сейчас не до традиций.

— Спасибо, Ниррас, — с благодарным изумлением отозвался Аданэй и добавил:

— Только Вильдерина не трогайте. Его я освобожу.

— А ты хорошо подумал? — протянула Гиллара.

— Да! — огрызнулся он. — Я слишком многим ему обязан.

— И ты думаешь, что подарив ему свободу, сделаешь счастливым? Я не понимаю, отчего тебя так волнует его жизнь, но воля — совсем не то, что он в состоянии оценить. Что он станет с ней делать? Он — раб. Раб с рождения. Он никогда, понимаешь, никогда не был свободен. Тебе сложно это осознать, но попытайся. Он привык, что о нем заботятся и все решают за него. Он никогда не сможет отвечать за собственную жизнь. Он пропадет.

Заметив, что ее слова заставили Аданэя задуматься, Гиллара проворковала:

— Если тебе интересно мое мнение, то лучше твоего так называемого друга отправить в какой-нибудь богатый дом. Он продолжит жить привычной для него жизнью — спокойной и удобной.

В словах женщины присутствовал здравый смысл. Действительно, в память о дружбе Аданэй решил непременно отблагодарить Вильдерина, даровав ему свободу, но совсем не подумал, нужна ли она ему. Теперь он ясно видел: юноша и впрямь не сможет быть свободным. Но и оставлять его во дворце, по которому тот бродил с мрачным видом, во дворце, который, должно быть, напоминал ему о Лиммене, тоже неправильно. Зато в другом доме у него начнется новая жизнь, а новые знакомые отвлекут его. Да и самому Аданэю станет куда легче: он избавится от тошнотворной неловкости, которую испытывал всякий раз при встрече с юношей, когда Вильдерин опускал глаза и почтительно, как полагалось рабу, кланялся.