Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том - [41]

Но простыни не ждали, вернее, тень от Суда, накрывавшая в два часа пополудни двор дома Ботно. С явной неохотой девушка вернулась к корзине и принялась за стирку – она наматывала простыни на колотушку и била ею о плоский камень, натирала пятна порошками, заливала водой и топтала простыни в корыте ногами, потом отжимала их и развешивала. Простыни обязательно должны были сушиться на солнце, чтобы побелеть. Как всегда, они оказались в пятнах от вина, грязи, мочи или даже крови.

– Если я започиваю в постоялом двору, я и пятнышка никогда не оставлю на простынье! – клятвенно пообещала себе Маргарита, возмущаясь неопрятностью постояльцев Мамаши Агны. – Когда так насостираешься, как я, – бурчала девушка, – будешься радою и без простыньи спать, лишь бы ничто не запачкать.

После простыней настал черед одежды, в основном нарядов Оливи. Женщины никогда не стирали только одну вещь – самое нижнее мужское белье, но и за это Маргарита благодарила Бога и мудреца на этом свете, который издал такой запрет: женщинам не стоило даже касаться мужского исподнего, тем более несвежего. Мужчины стирали свое белье сами или отдавали юношам-беломойкам при банях, а аристократы держали для этих целей особых прислужников и возили их с собой в путешествиях. Синоли завистливо вздыхал, когда думал о таких счастливчиках: мало того, что им выпала честь прислуживать аристократам, так они могли мир посмотреть, жили среди роскоши и пользовались высоким доверием своих господ, – значит, имели жалование не меньше сотни регнов за триаду и ели мясо каждый день.

Где-то в середине стирки Маргарита, посмотрев на второй этаж дома, увидела в окне над беседкой Оливи. Молодой мужчина встал чуть раньше обычного, вышел в коридорчик между своей спальней и родительской, обнаружил свою красивую сужэнну, наклонившуюся над корытом, и теперь нагло пялился на нее из окна, что единственное во всем доме выходило во двор.

Еще когда Маргарита топтала простыни, она подвязала юбку у пояса и подобрала ее, открыв по колени ноги. Увидев сужэна, девушка смущенно оправила подол и нервно улыбнулась Оливи, надеясь, что он уйдет. Но сужэн остался и прожигал ее взглядом не менее жарким, чем солнце Лиисема, так что вскоре девушка взмокла под чепцом и платьем. Она старалась не обращать внимания на своего зрителя, и, к ее счастью, к концу стирки он исчез из окна. Облегченно вздохнув, Маргарита бросила отстиранную рубашку Оливи к прочим чистым вещам и, с большой шайкой в руках, пошла босиком к беседке, чтобы развесить там белье и яркие наряды, каким солнце лишь вредило.

В беседке стоял ее сужэн – опираясь руками о столбы в проходе, он преграждал путь. Оливи был полураздет: белая нательная рубаха, развязно заправленная с одной стороны в узкие бежевые штаны, странно смотрелась на нем – всегда аккуратном моднике. Да еще и эти штаны сливались с цветом кожи, из-за чего молодой мужчина казался голым ниже пояса; на его ступнях болтались домашние башмаки без задников.

– Оливи, дай мне проходу, – строго сказала Маргарита, стараясь не смотреть сужэну между ног, где сильнее, чем обычно, выпирал гульфик. После того несчастливого благодаренья девушка достаточно много узнала о мужчинах, и при мысли, что у Оливи под штанами такой же красноватый гриб, как у Блаженного, ее начинало подташнивать. Масленый взгляд сужэна усиливал дурноту.

– Поцелуешь – дам пройти, – медовым голосом промурлыкал Оливи.

Тут же он рассмеялся и, освобождая проход, опустил одну руку.

С шайкой перед собой и настороженно следя за сужэном, Маргарита протиснулась в беседку. Она ожидала какого-нибудь подвоха, но молодой мужчина просто смотрел и противно улыбался широким ртом.

Так как веревки в беседке были натянуты высоко, то Маргарита встала на табурет. Шайка же осталась на полу.

– Давай я тебе помогу, – предложил Оливи, облизывая губы при виде изящных девичьих ступней. – Ты же мои одежды стираешь. Бедняжка, матушка тебя ничуть не жалеет… – подал он Маргарите свою рубашку. – Твои ручки достойны другого занятия. Правда, матушка говорит, что от тебя столько разорений, что ты вовек не отдашь всё, что они на тебя потратили. Но я-то тебе благодарен: иначе мне не пришлось бы искать работу в Бренноданне, чтобы свести концы с концами. Получая больше золотого за триаду, не считая наград и подарков, я тебя часто вспоминал, – посмеивался он, подавая Маргарите уже ее собственную сорочку.

– Я сама управлюсь, – слезла со стула девушка, забрала у Оливи свою сорочку и стыдливо затолкала ее в самый низ шайки под другую одежду. – Не надо мне подмогать, – переставила она табурет и снова поднялась на сиденье с домашней туникой тетки в руках и ее же платьем. – Тама женские одежды, каковые тебе нельзя трогать.

Оливи это развеселило сильнее.

– А что мне еще нельзя трогать? – тихо спросил он и легко провел пальцем вдоль девичьей юбки.

Маргарита со злостью посмотрела вниз. Ее сужэн по-прежнему растягивал рот подленькой улыбкой, будто что-то задумал, но руку убрал. Маргарита продолжила развешивать одежду.

– Тогда… давай я расскажу тебе что-нибудь… развлеку… Хочешь об Истории? – рука Оливи, так же едва касаясь ткани, очертила овал вокруг левой ягодицы Маргариты. – Или о Географии… – снова овал, только вокруг правой.