А если совсем откровенно, она не хотела спать в одиночестве.
Вернувшись в комнату после вахты, она как-то спросила:
— Почему запрещенные знания запрещены?
Хестер посмотрела на нее с беспокойством.
— Не бойся, цилиндров Ми-Го я не находила, — ответила Синтия, сама удивляясь тому, с какой легкостью шутит о подобных вещах. — Просто думала о Фиоренцо и том, где находится эта пресловутая черта. Кажется, я так и не поняла.
— Нет, — ответила Хестер. — То, что Фиоренцо поступает неправильно, ты поняла гораздо раньше меня.
— Я поняла, что Фиоренцо склонна к суициду. А это не одно и то же.
— Нет, конечно. Но ты посмотрела на Нгао и увидела неправильность. Ты прежде всего увидела человеческие страдания, а не научные достижения.
Синтия моргнула. Она пыталась найти информацию о майоре Нгао, майоре Киравате Нгао, лицензированном медбрате, магистре медицинских наук, но ей пришлось отказаться от попытки отыскать его родных. Что она могла им сказать? «Мне жаль, что ваш любимый человек был убит и воскрешен беспринципным ученым. Возможно, он до сих пор находится в таком состоянии в чреве мертвого буджума и, вероятно, даже в сознании, хоть и разорван на части». Это уже граничило с жестокостью.
Она постоянно думала о Нгао и остальных членах команды «Лазарета». Сам «Чарли», по крайней мере, покоился с миром, даже псевдопризраки исчезли незадолго до того, как «Джудит Мерил» взяла их на буксир. Значит, разрывы в ткани пространства-времени начали зарастать. Но воскрешенные мертвецы все еще были заперты в ловушке мертвого корабля, и Синтии оставалось лишь надеяться, что действие сыворотки Фиоренцо когда-нибудь закончится.
Увы, порой «когда-нибудь» — всего лишь синоним слова «никогда».
— Ты сама говорила, — возразила ей Хестер, желая отвлечь от бесполезных навязчивых мыслей, — что никого бы не засунула в цилиндр. Подозреваю, ты прекратила бы все эксперименты, если бы внутри были мозги.
— Нет, — с вызовом пробормотала Синтия. — Я все еще считаю, что можно найти полезное применение этим знаниям.
— Помнится, то же самое мы и говорили тебе о Фиоренцо, — отрезала Хестер.
— Ох! — Синтия вздохнула и залезла в гамак.
Растолкала чеширов, освободила себе побольше места.
— Я всегда думала, что «запрещенные знания» — такой способ сказать: «не делай того-то, ведь „в глуше рымит исполин — злопастный бран- дашмыг“», — задумчиво продолжила Хестер. — Или, к примеру, Ми-Го.
— Чаще всего так и бывает.
— Да, но такое нас не останавливает. — Хестер посмотрела на Синтию, глаза ее потемнели: — Может, это и есть — худшая часть человеческой натуры. Нас ничто не останавливает. А если и останавливает, то ненадолго.
— Ненадолго, — согласилась Синтия, поглаживая чудовище с щупальцами, которое свернулось клубочком на ее коленях и начало урчать.
