Гибель Киева - [37]

В тот момент, когда они почувствовали, что это только вступительное слово к чему-то ещё более обстоятельному и существенному, они выбросили белый флаг и выразили готовность принять любые условия капитуляции. Посему акт переписали, понятых пригласили и дали троекратную клятву незамедлительно всё исполнить и доложить об исполнении.

– Кто бы ещё сомневался. Держи, – со знанием дела заметил Александр, передавая конверт. – Ты заслужила.

В её пальцах возникло пять сотен евро. Она их пару раз перетасовала:

– И как прикажете это понимать?

– Вот так и понимай. Будешь себя хорошо вести, раз в месяц будешь получать конверт.

Она мгновенно преобразилась.

– Ты что, зовёшь меня обратно? Соскучился и, наконец, взялся за ум? Слушай Александр, тебя иногда полезно оставлять одного: ты, кажется, способен учиться.

– Я же сказал «хорошо себя вести». Так что начинай. Ну давай, собирайся. Мы с Барбарой тебя проводим.

То ли боекомплект она расстреляла, то ли заграничные деньги её загипнотизировали, то ли неожиданно раскрывшиеся горизонты перед ней раскрылись – да мало ли что подействовало? И не суть важно, что именно. Важно то, что присмирела она и с готовностью и даже желанием угодить засобиралась и покорно пошла за бывшим мужем и его собакой. И попрощалась легко, даже сердечно. И не единого назидания напоследок.

Спустив Барбару с поводка и предоставив ей долгожданную возможность ознакомиться с посланиями собачьей почты, Александр погрузился в раздумья.

То, что он увидел на дискете, не особо удивило его. Его удивило то, что ему до сих пор не открутили голову. Состав учредителей, доли каждого, размеры взяток, их адресаты, схема охоты, её участники и жертвы. Одна чёрненькая дискетка ценой в одну гривну тянула на миллион. Или на его жизнь? Если он её не отдаст – ему хана. Никто не спасёт и не поможет. Если отдаст – тоже хана, потому что знает. Остаётся одно – достойно эту хану встретить. И успеть хоть что-то в этой жизни достойное сделать.

Завтра, не откладывая… а то опять что-то первостепенно мелочное приключится… собрать Анатолия, Валентина и Владимира и начать. Хоть с чего-то, но начать. Виссарионовича, правда, прощупать не мешает, но верится, что порода своё возьмёт. Главное – первый шаг. Эх, жаль, Регины нет…

Ах какая женщина

Но тут возникла другая женщина. За женщинами такое водится: они имеют обыкновение возникать в то время, когда о них начинаешь забывать. Впрочем, такую, как Цок-Цок, вряд ли забудешь.

Когда позвонил верный друг, имевший обыкновение возникать внезапно и не ко времени, но на то они и друзья, чтобы им всегда были рады, и предложил немедленно слезать с унитаза и, перебежав дорогу, присоединиться к нему в узбекском ресторане «Караван», Александр догадался, что его ждёт сюрприз, и даже подозревал какой.

Так оно и случилось: ровненькой и узенькой спинкой к залу и лицом к его другу, на мягких кожаных подушках расположилась женщина, которую он уже было отчаялся когда-нибудь увидеть. Она медленно повернула свою изящную головку и спокойно, будто и расстались они вчера, встретила восторженный взгляд Александра.

– Помнишь, как ты мне подарок сделал? – раскинув руки для объятий, поднялся к нему навстречу друг. – Теперь моя очередь. Да и Снежана ни о чём другом говорить не желает, всё талдычит: где ты да что с тобой? Видать, запал ты ей в душу.

Цок-Цок действительно обрадовалась его радости. Женщины воистину бывают счастливы только тогда, когда ощущают силу своего очарования, отражённую в глазах других, особенно приятных им людей. Кто-то из великих так и сказал: её счастье в том, что он её хочет. И, очевидно, совсем близко подобрался к сермяжной правде.

В Александре до сих пор сидит заноза упрёка, загнанная некогда любимой им женщиной: да куда тебе равняться, он, дескать, десять раз подряд меня хотел. Но здесь был случай посложнее – этот аккуратный мужчина чем-то связывал Снежану с её киевским прошлым, чем-то таким от него веяло, чего начисто не наблюдалось в нынешних успешных молодых людях. В её душе эта струнка звенела.

– Ребята, ну и местечко вы выбрали! – пытаясь разрядить возникшее было напряжение воскликнул Александр. – Ведь именно в этих окрестностях размещались знаменитые Кресты. Представьте себе: овраги, овраги, на их дне развалившиеся лачуги, даже землянки вырыты, а по кромке оврагов – дома продажной любви с красными фонарями. А люд тут обитал забубённый: уличные проститутки низшего сорта, воры, спившиеся отставные чиновники. Даже днём небезопасно было показываться, ну а ночью… сами представляете. Зато пройтись было интересно – звон вышибаемых стёкол, визг избиваемых женщин, одним словом, куда ни глянь – безобразные оргии.

– Слушай, а ты случайно не прихватил с собой машину времени? – смачно хлопнув Александра по плечу спросил его друг. – Мне туда хочется.

– А мне нет, – без тени кокетства заметила Цок-Цок. – Какая женщина не любит загулов? Все любят, да не все признаются. И я люблю. Но без грязи.

– Да тут и такие места водились, в которых не то что грязи не было, благочестие панувало. – Видя, как заинтересовал исторический экскурс, Александр воодушевился: – Дівчат, живших в своих чепурненьких хатах, конечно называли безсоромними, но вдягались они в национальные костюмы и блюли приличия – эдакое, как заметил большой знаток киевских типов Николай Лесков, любопытное соединение городской, культурной проституции с козаческим просто-плётством и хлебосольством.