Гибель Киева - [18]

Жаль, что нет такой статистики: сколько мальчиков лишилось невинности в домашних фотолабораториях, ведь в советские времена уединяться на ограниченной жилплощади было куда сложнее времён нынешних. Да и красный свет содействовал…

С Региной никогда не знаешь, что будешь делать в ближайшие пять минут, но зато твёрдо ведаешь, что обратиться к ней можешь с любой просьбой, и она не станет перечислять причины, по которым её трудно выполнить, а начнёт думать над тем, как её выполнить побыстрее. Такая просьба у Александра была. Как ни крути, а в одиночку конецкого не взять.

Его колымага громыхала по булыжнику Александровского спуска, где в начале века минувшего бегал первый в России трамвай. Справа нависала Владимирская горка, на четверть срытая для постройки музея вождя мирового пролетариата. У него до сих пор хранятся чёрно-белые фото, за которые он тогда легко мог загреметь в колымские лагеря на четверть века. Сделал он их случайно, из окна номера гостиницы «Днепр», в котором заночевал у заезжей певички после взятого у неё интервью.

Помнится, проснулся на рассвете, дабы попить водички, взглянул на площадь и глазам не поверил: в уже возведённое здание музея, но через ещё открытый купол, кран суёт исполинскую фигуру Ильича, схваченную за шею стальным тросом. Что-то не заладилось, и статуя эдак с полчаса висела в воздухе, как висят повешенные. Александр дощёлкал плёнку, а уж потом приметил жиденькую цепь из однообразных гражданских лиц. Приметил вовремя и сообразил, что плёнку лучше забыть в номере у певички…

Срыли святую землю, и ничего… никакой расплаты… хотя, кто там знает, что творится с их душами в мире, где всем воздастся по делам их?

Выкарабкавшись на Крещатик и сбросив газ, он повернулся к Регине:

– У тебя часик найдётся? – Александр заглянул в её зелёные глаза и потрепал огненнорыжую чёлку, что на их языке означало серьёзность просьбы. – Давай погуляем. Потом отвезу куда надо. Лады?

Ближайшее укромное место – Пейзажная аллея: и машину есть где оставить, и собаке простор, и внимания не привлекаешь. Вот так, прогуливаясь к Историческому музею и обратно, он изложил Регине проблему. А проблема заключалась в том, что он никак не мог развязать главный узел своей задумки – процедуру передачи денег. Да что он? Все разведки мира ломали на этом зубы.

Камеры хранения на вокзалах и автобусных станциях, заложенные в парке контейнеры, канализационные люки и прочие хорошо разрекламированные в кино места само собой отпадали. При его-то деньгах клиент мог позволить себе обложить ментами или бандюками любой пункт тройным кольцом. Тут требовалось нечто оригинальное и внезапное, как удар молнии. На такую изощрённость способен лишь женский ум, и другого варианта, кроме Регины, у него не было. К тому же, они давно не были любовниками, да она на него по-серьёзному никогда и не претендовала. Так, вспыхнуло и угасло. Но что-то осталось, или точнее возникло. Вера друг в друга, что ли?

Сколько раз среди ночи мчался он на выручку по первому её звонку, вытаскивая её то из лап разгулявшейся компании крутых, то из милицейских застенков, то из наркопритонов. Не перечесть. И каждый раз, успокаивая её, трясущуюся и разрёванную, слышал: «Ничего, ничего, я тебе ещё отдам…» Ну что ж, вот и пришло такое время. И она это понимала.

Со стороны они выглядели не влюблённой, а идеальной семейной парой, выгуливающей собаку. Спущенная с поводка Барбара в удовольствии обследовать кустики и деревья отказать себе не могла. Но интересно, что далеко от них не убегала.

Что-то вожак в напряге, голос захрип и смотрит невесело. А эти чёрные твари вокруг так и вьются. Я хорошо, что человеки их не видят. Но я им спуску не дам: не подпущу. Да и вкусно пахнущую самку тоже охранять придётся. В стае у неё важное место. Так что пусть она меня гладит. Стерплю.

Регина, до этого спрашивающая о том о сём, внезапно умолкла и хранила молчание весь путь от фундаментов Десятинной церкви до выхода на Львовскую площадь. И, резко остановившись, сказала:

– Ладно, давай свой Rothmans. – Тут самое время заметить, что курила Регина косячки, набитые исключительно табаком марки Original Choice Premium rolling tobacco, и только Высшая сила да она сама знают, что ещё туда примешивалось, поскольку никому не доверяла скручивать сигаретку с помощью нехитрого приспособления 79 мм Atomatic rolling box. Сама процедура сотворения косячка требовала времени и определённой степени комфорта – на бегу да на лету такое не сотворишь, поэтому ни на улице, ни в машине курнуть не получалось.

Регина справедливо считала, что курение – акт слишком серьёзный, чтобы превращать его в механическую привычку. А с длинным мундштуком она смотрелась сногсшибательно, ну прямо Анна Ахматова, не та растолстевшая, послевоенная, а времён брака с Гумилёвым. Рот такой женщины никак не мог напоминать пепельницу, а исходивший от косячка аромат и вовсе создавал вокруг неё ауру блаженства.

Александр как-то вкусил её продукт и согласился, что это действительно perfume of smoking, и даже его Rothmans с золотым ободком показался ему пресной, пересохшей и безвкусной травой. Вот потому и поразила его готовность Регины нарушить границу своих привычек.