Гибель и возрождение - [2]

Отец Жан печально кивал в такт своим мыслям.

– Закрыт? – переспросил он. – Надолго ли? Боюсь, это была не последняя наша схватка.

Отец Поль изогнул бровь.

– Что можно добавить к сказанному? Все решено, разве нет? Вы добились своего и должны радоваться.

Отец Поль мог говорить об этом спокойно, потому что он, едва ли не единственный из братьев, так и не принял ничьей стороны. Возможно, оттого что плохо понимал предмет спора. То есть он, конечно, знал, о чем речь, но не понимал истинного значения разногласий. Ему казалось, что братья могли бы потратить силы на решение более важных проблем.

– Я победил с перевесом в один голос, – ответил отец Жан. – Всего в один голос. В прошлом году – что же Ксавье предлагал в тот раз? – его идею отклонили с перевесом в пять голосов. Так что для него этот проигрыш не поражение, а скорее победа. Время работает на него.

Отец Поль налил себе апельсинового сока и медленно потягивал его через соломинку.

– О Господи, как же мне хотелось бы вернуться домой! То, чем я занимаюсь здесь, не имеет никакого отношения к вере.

– Я знаю, – кивнул отец Жан, раздумывая, позволительно ли ему выпить еще одну рюмочку перно. – Наши раздоры, должно быть, шокировали вас, да это и неудивительно. Жаль, что мы опять не успели рассмотреть ваш вопрос. Надеюсь, в следующий раз, когда страсти улягутся, мы все же дойдем до него. Во всяком случае, я поспособствую этому.

В то же самое время в нескольких километрах от Авентино, в самом центре города, протекала жизнь совсем другой, более многочисленной организации. Парадная дверь, недавно оборудованная новой дорогущей электроникой (как обычно, без всякой необходимости), открывалась и закрывалась, впуская и выпуская озабоченных полицейских. В тесных кабинетах с искусственным освещением секретари и делопроизводители сосредоточенно корпели над бумагами в надежде продвинуться по служебной лестнице. Этажом выше царила полная гармония: следователи дружно писали, читали, звонили – словом, делали все от них зависящее, чтобы вернуть народу утраченные ценности итальянского художественного наследия. А на самом верху, в кабинете, который корреспонденты уважаемых газет окрестили мозговым центром управления по борьбе с кражами произведений искусства, висела тишина, нарушаемая лишь надоедливым жужжанием большой синей мухи.

Отлаженный механизм работал на автопилоте, мозговой центр отдыхал. День выдался жарким, и генерал Таддео Боттандо крепко спал.

Только не торопитесь делать выводы. Боттандо перевалило за шестьдесят, и он уже сам признавал, что молодой задор перестал быть доминантной чертой его характера, однако громадный опыт следовательской работы с лихвой возмещал эту потерю. Ну и что, если временами он экономит силы? Его цепкая хватка, стратегическое мышление и блестящие организаторские способности ничуть не ослабли с течением лет. Каждый сотрудник управления отвечал за свой участок работы, и генерал не видел необходимости денно и нощно следить за подчиненными. Когда случалось нечто экстраординарное, а Боттандо, фигурально выражаясь, не было под рукой, любой член команды – например, Флавия ди Стефано – мог взять управление на себя.

Все это он объяснил сегодня утром двум государственным мужам, тоже весьма почтенного возраста, пригласившим его на ленч в дорогой ресторан. Даже слишком дорогой. По непонятным ему причинам Боттандо вдруг стал очень популярной фигурой. Единственное объяснение, которое он этому находил, – грандиозная операция, которую он успешно провернул несколько месяцев назад. Его вдруг необычайно полюбили в министерстве; оказалось, что у него там всегда было много доброжелателей, которые ему тайно покровительствовали и всячески пресекали козни его врагов. Странно, почему он раньше не замечал этой поддержки – все предыдущие годы он только и делал, что с кровью выбивал из министерства деньги на более или менее сносное существование отдела.

Убаюканный похвалами, Боттандо разнежился и чуть ли не мурлыкал от удовольствия, почти единолично прикончив вторую, а затем и третью бутылку кьянти.

И все же такой стреляный воробей, как он, должен был догадаться, что его пригласили сюда неспроста. Все эти знаки дружбы и восхищения должны были насторожить его, однако вино и жара сыграли с ним злую шутку – он напрочь утратил бдительность. К тому же в глубине души Боттандо был очень доверчив, несмотря на многолетнюю службу в полиции и обширный опыт общения с мошенниками всех мастей и даже более того – с высоким начальством.

Он совершил сразу две ошибки: во-первых, убедил себя, что все они – коллеги, а значит, играют на одной стороне. А во-вторых, поверил, что они и в самом деле восхищаются им и ценят его заслуги.

Боттандо купался в самодовольстве и благодушии до тех самых пор, пока старший из сотрапезников – в прошлой жизни, когда Боттандо возглавлял полицейский отдел в Милане, он отослал этого типа подальше с глаз долой – не наклонился к нему и с вкрадчивой улыбкой сказал:

– Скажи, Таддео, как ты себе представляешь будущее управления? Я имею в виду отдаленное будущее, на годы вперед.

Боттандо начал разглагольствовать о международном сотрудничестве и связях с регионами, о новых компьютерах, об оборудовании и о новых законах, которые облегчат процедуру конфискации незаконно вывезенных ценностей.