Гибель и воскрешение разведчика - [3]

Федин нахмурился, пробормотал:

– Не мог по согласию, дурак…

Майор подтвердил:

– Не мог. Даже руки ей связал.

У командующего глаза сверкнули гневом.

– Мерзавец! Расстрелять!

Майор замялся, пытался смягчить ситуацию:

– Парень всю войну прошел. Имеет награды…

– Тем более, – резко оборвал Федин. – Должен понимать обстоятельства. Есть на сей счет строжайший приказ командующего фронтом. На вечерних поверках во всех ротах зачитывали не раз.

Член Военного совета хмыкнул, то ли хотел поддержать политотдельца, то ли одобрить строгость командующего, но генерал остановил его легким движением руки.

– Это зло надо пресечь сразу. Если разгорится – будет международный скандал и позор. – Майору: – Расстрелять! Не будем терять время, Григорий Ильич, поехали. – И скомандовал: – По машинам!

Вереница газиков двинулась дальше вдоль побережья, сияющего весенним цветением и благоухающего садовым и морским ароматом.

* * *

Разведрота капитана Доронина расположилась в фольварке недалеко от штаба дивизии, как ей и полагалось. Разведчики начали мыться, стричься, бриться. Но командир дивизии генерал Торопов, согласно полученному от командующего указанию, поставил Доронину боевую задачу и указал новое место размещения разведроты – в пансионе.

Капитан с тайным неудовольствием выслушал приказ комдива, ответил:

– Есть! – четко повернулся кругом, но генерал остановил его.

– Доронин, ты объясни ребятам: повежливее обращаться со старушками – они какие-то бывшие, породистые. В общем, покажите свою культурность. Разведчики – наша военная интеллигенция, поэтому вам и поручаю сие тонкое дело.

Доронину не хотелось огорчать своих боевых друзей, столько с ними за годы войны опасных заданий выполнено, сроднились навсегда. Любил их Степан всех вместе и каждого в отдельности. Да и разведчики отвечали ему искренней преданностью, берегли в боях, не позволяли «поперед себя в пекло лезть».

Степан был офицер военного образца: его двадцать четвертый год рождения призывался в сорок втором, когда Доронин закончил десятый класс. Жил он в Самаре, отец воевал с первых дней. Провожала сына на фронт мать. Учитывая среднее образование, направили Степана в пехотное училище. Прошел он сокращенный курс и с одним кубарем в петлице, в звании младшего лейтенанта, принял боевое крещение под Сталинградом. Битва большая, а Степан – командир самый маленький. «Ванька-взводный» на передовой больше нескольких недель не держится: или в госпиталь, или в братскую могилу. Побывал и Доронин на передовой и в госпитале дважды. Прибавились боевой опыт и еще один кубарь на петлице, медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды на грудь.

В третьем заходе, как опытному и отличившемуся в боях, предложили командовать взводом в разведроте дивизии. Очень понравилось Степану служба, на которую идут по желанию, а не по приказу. Здесь ему все пришлось по душе: и бойцы отчаянные – строгие на задании, веселые в своем расположении, и командиры – умные, находчивые, заботливые и без службистского выпендрежа. У них учился и сам стал таким. На заданиях по захвату «языков» Степан смерти не боялся, его охватывал боевой азарт, старался изловчиться, обмануть фрицев и защучить тепленького, живого, как огромная рыбина, трепыхающегося в сильных руках разведчиков. Не один десяток «языков» приволок Степан со своими боевыми друзьями. Успехи его были отмечены двумя орденами Красного Знамени и еще одним кубарем, а когда ввели погоны – третьей звездочкой на погон, стал он старлеем. В начале сорок четвертого погиб командир роты майор Руденко, и Доронину, как самому опытному и уважаемому, предложили принять роту. И вот больше года почти каждую ночь – в гости к фрицам, на передовую или в тыл за очередным «языком». И через полгода – еще один орден и капитанская звездочка.

Но не только радости и удачи сопутствовали в боевых делах – похоронил Доронин не один десяток своих разведчиков. Какие это были прекрасные воины! Смерть каждого – очередной шрам на сердце. Да и сам Доронин не раз бывал на волосок от гибели. Летом тяжело ранило в плечо, правая рука пару недель не действовала. Но в госпиталь не пошел – опасался попасть после лечения в резерв и потерять роту. Остался со своими орлами, приспособился стрелять левой рукой, а потом и правая наладилась.

И вот шел он в роту, получив новое задание, и знал, что хлопцам оно тоже не в жилу, хорошо устроились в чистом, ухоженном фольварке из красного кирпича. Надо будет их сначала как-то развеселить.

Войдя в большую общую комнату, Степан крикнул с порога:

– Внимание! – Разведчики притихли, отложили кто бритву, кто щетку. – Я говорил и говорить буду, что сырое молоко лучше кипяченой воды!

Разведчики отреагировали дружным смехом.

– А поэтому предлагаю полакомиться молочком! Подробности потом. Кончай чистить перышки! Собирайте манатки, через полчаса выступаем всей ротой на выполнение особой задачи! – посмотрел на часы, добавил: – Время пошло!

В комнате сразу все приступили к сборам – быстро одевались, складывали пожитки в вещмешки. Доронин стоял во дворе – плечистый, в ремнях и орденах на груди, он сиял веселыми серыми глазами, наблюдая за своими ребятами. Они выходили из дверей, обвешанные оружием: автомат, финка, трофейный парабеллум или вальтер, сидор, скатки шинели и плащ-палатки. Старшина, здоровяк Ефим Павлов, заглядывал в раскрытую дверь, поторапливал: